G.O.G.R.
Шрифт:
– Эй, Санчо! – это со скрипом отвалилась в сторону деревянная дверь и в кабинет к Сидорову просунулась башка Усачёва. – Слушай, брат, решётку там как динамитом вынесли… Стенка вся разворочена. Ты случайно взрыв не слышал? Ты же там в изоляторе торчал?
Сидоров отложил Интермеццо в «ПЗУ» и начал усиленно вертеть мозгами, вспоминая, что же он слышал перед тем, как в изолятор ворвался этот «мутант». Стук, грохот, лязг, звон… Хорошенький наборчик громких шумов, от которых вздрогнул даже стальной Недобежкин. Но нет, взрыва, Сидоров точно не слышал.
– Нет, не слышал, – отказался от динамита Сидоров,
– Странно, – пожал плечами Усачёв. – Машина на второй этаж не достанет… разве что, автовышка, или кран…
– Звездолёт! – буркнул Сидоров. – Прямо из космоса. Скажи мне лучше, что вы там про Интермеццо накопали?
Усачев в ответ состроил «бровки домиком» и пожал плечами, мол, ничего.
– Ага, – буркнул Сидоров, понимая, что «король воров» милиции не по зубам.
– Пойду искать этого «бомбермена», – вздохнул Усачёв, и его голова пропала за закрывшейся скрипучей дверью.
Рука Сидорова машинально схватила футбольный журнал, но раскрыть его сержант не успел: в кабинете возник Пётр Иванович. Узрев Серёгина, Сидоров почти, что судорожным движением выдвинул первый попавшийся ящик стола и впихнул туда толстый журнал. В ящике уже лежало что-то, и поэтому над журналом он едва закрылся.
– Синицын был завязан с «Гогром»! – выдохнул Пётр Иванович и шваркнул на стол перед вздрогнувшим от неожиданности Сидоровым добытую у Людмилы Синицыной бумагу. «GOGR», – прочитал Сидоров самые большие буквы, а всё остальное прочитать не успел, потому что Серёгин выхватил бумагу у него из-под носа, замахал ею и забегал вокруг стола.
– Кажется, мы совершим прорыв! – выпалил Пётр Иванович. – Если удастся доказать, что Гоха – это Синицын…
– Даже если мы и докажем – он всё равно ничего не вспомнит сам, – вздохнул Сидоров, думая о том, как бы Пётр Иванович не обнаружил запрятанный в ящике футбольный журнал. – Вчера мне Карпец звонил.
– Карпе-ец?? – Пётр Иванович резко изменил курс, совершил пике и приземлился на дырявом стуле напротив Сидорова.
Повторно шваркнув бумагу из «Гогра» перед носом сержанта, Серёгин уставился на него так, словно собирался пролезть в мозг и прочитать мысли.
– И что же он тебе сказал?
– Ныл, что к нему завалил кто-то, двое чуваков незнакомых. Представились «Горгазом», а сами усадили на стул и усыпили, что ли…
«Они ничего не украли, – говорил тогда Сидорову Карпец. – Я ещё специально по тайникам у жены полазил, посмотрел, на месте ли деньги… Но деньги, им, кажется, были не нужны… – Сидорову вообще, показалось, что Карпец в истерике. – Я в сон какой-то провалился, а когда проснулся – их уже никого не было, а в голове у меня – алгебра за четвёртый класс, которую я уже и забыл давно!».
Прослушивая сообщение Сидорова, Пётр Иванович сидел и невольно скрёб пальцами затылок. Алгебра за четвёртый класс… С недавних пор Серёгин узнал, что заставлять «подопытного» вспоминать школьные учебники это стандартный метод всех гипнотизёров – милицейских и не очень…
– Вот что, – заключил Пётр Иванович, дослушав про Карпеца до логического завершения. – Сейчас покажем вот это Недобежкину, – он показал пальцем на бумагу из
====== Глава 49. Открытие за открытием. ======
Недобежкин не спеша взял документ Синицыных в руки, повертел его, покомкал, посмотрел на просвет и даже украдкой понюхал.
– Хм, – хмыкнул он, наконец. – Интересное кино. «Заключение о результатах эксперимента номер 29А»… Где же он его взял?
Недобежкин вперил в бумагу цепкий взгляд, стараясь найти на ней некие улики. Начальник нашёл под текстом дату: «19 часов 00 минут, 09 сентября 1999».
– Странная какая-то дата… – пробормотал он, подавив желание навалиться животом на стол. – Если перевести всё это в цифры и опустить нули, то будет так: «1999 1999». Я, конечно же, нумерологией не увлекаюсь, – поспешил оправдать свою числовую догадку Недобежкин. – Но они во всяких своих шарашках – и на картах гадают, и вызывают привидений, и по тринадцатым числам ничего не делают… Гиммлера возьмите, например…
Кажется, Недобежкин воспринял теорию Ежонкова – про фашистов – и мыслит его категориями.
– Э-эй! – это вставил своё веское слово Пётр Иванович, потому что ровно одну секунду назад из космоса ему на голову плюхнулась очередная сенсационная догадка. – Синицын ездил в командировку в Вашингтон в девяносто девятом!
– Да-а? – Недобежкин крайне удивился и даже не заметил, как отключилась его воля, и он навалился животом на стол.
– Да, – кивнул Пётр Иванович, подхватив правой рукой будильник, который Недобежкин спихнул со стола своим животом. – Как сейчас помню, – Серёгин поставил будильник на угол стола, подальше от Недобежкина и от края. – В августе, кажется, улетел, а в ноябре вернулся. Он ещё сувениров всяких напривозил, фотографии показывал. Капитолий там, Статуя Свободы, Макдональдс, да небоскрёбы…
– Эй, а для чего он туда ездил? – осведомился Недобежкин, даже не замечая, что лежит животом на столе.
– На какой-то всемирный полицейский слёт… – начал припоминать Пётр Иванович. – Григорий рассказывал, что там ещё англичане, французы были…
– Жандарм Крюшо, – тихонько хихикнул Сидоров из своего угла, и никем услышан не был.
– … Делились опытом следовательской работы, что ли. У Синицына там с конференций ещё фотографии были… – продолжал Пётр Иванович, ухватившись за подбородок.
– Да, помню такой, – оживился Недобежкин. – Стоп! – начальник достаточно высоко подскочил, освободив стол от своего живота. – Смирнянский ещё на него ездил. Надо бы поспрашивать у него про Синицына. Прекрасно, – заключил начальник и снова уселся, чутко следя за тем, чтобы снова не улечься на стол. – Пойдёмте к Гохе, подсунем ему в нос эту бумаженцию, авось сообразит?
За сегодняшний день это был уже третий визит Недобежкина к Гохе. Вообще, по графику рабочий день уже подошёл к концу, однако «суперкоманда» под руководством неутомимого милицейского начальника не спешила уходить домой. Тем более, что летом темнеет поздно, дни длинные, можно и поработать. Усачев и Казаченко уже закончили исследовать размеры бедствия, нанесённого «инопланетным визитёром», и откочевали в комнату экспертов, забрав с собой вывернутую решётку. Ничем не закрытое окно впускало в мрачноватый серый коридор солнечный свет, птичий щебет и приятный летний ветерок.