G.O.G.R.
Шрифт:
«Жареное солнце» нещадно палило и поджаривало макушку, а ветерок, который то и дело налетал порывами – знойный, будто бы летел из раскочегаренной духовки. В летний полдень лучше всего сидеть дома, или, на худой конец – в продутом кондиционерами офисе, а не шататься по солнцепёку, однако следствие требует жертв и они, кажется, скоро будут. Ежонков, например, едва выпростался из салона, истекая потом и обтираясь влажной салфеткой. Гипнотизёр ныл о мороженом и даже просился в бассейн, и Пётр Иванович подумал о том, как хорошо, что Недобежкин остался в РОВД, иначе Ежонков был бы уже бит и даже, чего доброго, выброшен из машины в ближайший водоём.
Серёгин обнаружил
– Кто там? – динамик выплюнул какой-то писклявенький взвизг жиденьким голоском и множество технических хрипов.
Пётр Иванович таки отрекомендовался милицейским следователем, и жиденький голосок стал ещё жиже, что натолкнуло на мысль о том, что Переглухов сильно испугался за нечестные доходы.
– А-ы, чем могу помочь? – совсем уж по-мышиному пропищал он где-то в глубине своего замка.
Сидоров сбоку от Серёгина даже хихикнул, развенчав миф о «Дракуле Переглухове». Вот бы ещё и «верхнелягушинского чёрта» так же развенчать – совсем хорошо будет, а то Сидоров до сих пор боится его, этого обитателя преисподней, имеющего Горящие Глаза.
Пётр Иванович каким-то волшебным образом выманил Переглухова из «крепости». Сидоров слышал, как отпираются, лязгая, засовы на калитке и как где-то там, в глубине двора, басовито взлаивает псина. Рабочие на крыше то и дело поворачивали головы и разглядывали тех, кто пришёл в гости к их работодателю.
Наконец-то Переглухов справился с засовами. Серёгину показалось, что тот воевал с ними полчаса – как у Переглухова много засовов… неужели, тут такие злобные домушники?? Или он что-то или кого-то прячет в доме?? Калитка, заскрипев, отворилась и из-за неё мелкими шажками выбрался мелкий субъект, наряженный в майку до колен и подкатанные джинсики. На вид субъект смотрелся лет на срок пять-шесть-семь-восемь и т.д., голова его была увенчана панамой камуфляжной окраски, а на длинном остреньком носу кривовато сидели круглые очки. Пётр Иванович заметил в этом субъекте сходство с Искандером Переглуховым: вот, в кого у этого нелёгкого подростка такая мелкая комплекция – в папашу.
Сидоров едва не хихикнул снова, узрев воочию «грозу села Красное», который до такой степени запугал лейтенанта Матвея. Хотя, Гитлер и Наполеон тоже не отличались богатырскими телесами…
Переглухов обвёл Серёгина, Сидорова и Ежонкова недоумевающими бесцветными глазками и осведомился:
– А?
Кажется, на его лице засел испуг – глазки бегают, рот слегка перекосился. Да и ногами он сучит, словно бы пытается спрятаться от милиции. В дом он никого не пригласил и сам застопорился на пороге в странной нерешительности. Пётр Иванович отлично замечал его волнение, но сам оставался спокойным, как удав – чего суетиться, когда Переглухов уже подцеплен на крючок? Если вдруг он попался «чертям» и получил от них «порчу» – у Серёгина есть Ежонков.
Услыхав о своих сводных родственниках Зайцевых, Переглухов дёрнул тощим левым плечом, поскрёб голову под панамкой и задумчиво буркнул:
– У… Не общаюсь я со своей сестрой! Жадная она, шо та гадюка!
Пётр Иванович ясно видел, что Переглухов врёт. Этот типчик из той же серии, что и Утюг – будет «с учёным видом знатока» сочинять сказки, изворачиваться и находить ответ на любой вопрос. Хоть ты в «слоник» его пихай! С такими хоромами, ещё третий этаж мастырит, и тут же ноет, о том, какая жадная у него сестра… Кстати, в дом
– Мы пройдём! – заявил он и по-милицейски уверенно двинулся к Переглухову во двор, пихнув хозяина плечом. За ним тут же последовал Сидоров и потащился Ежонков, который на жаре уже успел превратиться в пластилин. Переглухов вздрогнул, но попятился назад и пропустил милиционеров, чтобы не вызывать на свою тщедушную персону лишний огонь.
Двор представлял собой стройплощадку. Повсюду громоздились штабеля кирпичей, огромные мешки со строительными смесями, в одном углу торчала бетономешалка, а в другом углу – недостроенное строение, похожее на кирпичную коробку.
Вымощенная плиткой дорожка, что вела через двор к дому, была покрыта цементными плюхами, из-за чего приходилось постоянно смотреть вниз, под ноги, чтобы не вступить и не испортить туфли. Ежонков случайно задел рукавом рубашки грубые козлы, прислонённые к стене дома, и получил бурое пятно…
– Проходите, – робко, как показалось Серёгину, предложил Переглухов и распахнул дверь. – У меня тут… неубрано…
«Неубрано» – это очень мягко сказано. Прихожая оказалась продолжением стройплощадки, прямо посередине её высилась стремянка, на которой стоял чумазый рабочий и копался с проводкой, торчащей из потолка. Серёгину и Сидорову хоромы Переглухова напомнили Донецкое представительство корпорации «Росси – Ойл», так же изнурённое глобальным ремонтом, который затеял ненастоящий Мильтон. Кстати, никто так и не узнал, куда девался Фёдор Поликарпович Мезенцев. Пётр Иванович ожидал, что скоро его обнаружат на вокзале, или на свалке, лишённого памяти, как Крючковца и Хлестко. А может быть, Мезенцеву повезёт куда меньше и он затеряется среди бомжей…
Когда в развороченную прихожую вполз Ежонков – Переглухов объявил рабочему на стремянке:
– Эй, Данила, перерыв до двух! Пойди, остальным скажи!
– Ага! – кивнул покрытый цементной пылью и мелом Данила, ловко покинул стремянку и охотно удалился во двор.
Едва он скрылся – хозяин воровато повёл головой из стороны в сторону, тщательно закрыл за ним дверь, а потом установил на Серёгина глаза, полные непонятной мольбы.
– Приходил он ко мне, Серёжка беспутный… – выдавил он, и Пётр Иванович удивился, так как думал, что Переглухов не станет распространяться о Зайцеве, тем более – «Серёжка беспутный»…
– Когда? – выскочило из Сидорова.
– В начале лета… – пискнул Переглухов, стащив с лысеющей башки панаму, сминая её в руках. – Я слышал, что он за ум взялся и участковым стал, но как увидел – обалдел. Тощий весь какой-то, глаза безумные. Наркоман! Да, да, подсел! – постановил он с уверенностью паровоза. – Одет в какое-то драньё, умолял меня, чтобы я его от чего-то спас. А я ему кто? – мать Тереза?? У меня нет денег на клиники! Выставил его, а он – как на улицу попал – так заорал по-бычьи: «Му-у!». Я перепугался, что у него ломка начнётся и участкового вызвал. А он – скок через забор и куда-то сбежал. Всё, больше я этого шалопая не видел. Позвонил его мамке, а она мне сказала, что три года не знает, куда он делся! Зачем мне в семью такое позорище? – взвизгнул Переглухов и от избытка эмоций огрел кулаком только что оштукатуренную стену. – Чёрт! – он запачкал руку и принялся счищать серый раствор о свою майку и панамку. – Мой родной сын в Киеве милицейскую должность получил, а тут этот… пострел… биографию ему изгадит…. Прошу вас… – заговорщицки прошептал Переглухов и придвинулся ближе к Серёгину, силясь что-то сказать ему на ушко.