G.O.G.R.
Шрифт:
====== 6. Верхние Лягуши завтра и послезавтра. ======
Деревня Верхние Лягуши – богом забытое местечко, ютящееся в далёкой стороне от туристических маршрутов, железной дороги и крупных автострад. Верхние Лягуши так бы и прозябали в темноте, без электричества, до скончания веков. Но во Вселенной вдруг что-то резко изменилось. Неизвестно, откуда взялись рабочие, поставили новые каменные столбы и провели в Верхние Лягуши электричество. Во всех домах засияли лампы, заговорили годами молчавшие телевизоры и запели радиоприёмники, динамики которых десятилетиями покрывали слои серой паутины. Потом в деревеньку неожиданно понаехали асфальтоукладчики и покрыли асфальтом каждую улочку. Так что, жители не плавают больше в болоте, стоит пройти дождику, и ходить
То, что осталось от рухнувшего опорного пункта милиции – в один прекрасный погожий денёк погрузили в кузов самосвала и вывезли в небытие, куда-то на далёкую свалку. А на расчищенном месте возвели новенькое здание с пластиковыми стеклопакетами в окнах. Полковник Соболев назначил-таки в Верхние Лягуши участкового. Но не кого-нибудь чужого со стороны, а возвратившегося с того света Вовку Объегоркина. В кабинете у Вовки стоит новая мебель, на столе – компьютер, а на стенке – новый календарь на 2010 год.
Не остался без внимания и рассыпавшийся по кирпичику памятник архитектуры, в котором все, кто бы ни зашёл, видел гостей из иных миров. Над ним тоже потрудились: отстроили из руин и превратили в музей. И сколько посетителей в нём побывало – ни один из них ни разу не узрел ни чёрта, ни призрака, ни тракториста Гойденко. А чёрт и правда, больше ни разу нигде не появился. Люди посудачили о нём ещё полгодика, а потом – и вовсе забыли. Раз нету – значит сгинул, а раз сгинул – жизнь наладилась, чёрная полоса закончилась, и можно расслабиться. Правда, расслабились далеко не все – из-за того, что в сельсовете провели глобальные реформы. Во-первых – отремонтировали здание: сменили окна, перекрыли крышу, установили отопление, освещение и компьютеры. А во-вторых – вышибли Семиручку. А новый председатель – в свою очередь – тоже внёс некоторые коррективы в монотонную жизнь верхнелягушинских кабинетных работников: он удалил готичную Клавдию Макаровну. Клавдия Макаровна, правда, не пожелала покидать своё насиженное непыльное местечко, обивала порог председательского кабинета, носила взятки, умоляла, упрашивала. Однако тот, кто занял место Семиручки остался глух к её слёзным мольбам, причитаниям и лживым историям про трёх голодных дочек. Он посоветовал ей ограничиться пенсией, на что Клавдия Макаровна разгневанно пискнула:
– Вы что?? Мне только сорок пять!!
И на следующий день её уже никто не видел, потому что она переехала в другую деревню.
Пётр Иванович и Сидоров, когда ехали в Верхние Лягуши в новой служебной машине, естественно, обо всех этих изменениях и знать не знали. Пётр Иванович, который как всегда был за рулём, удивился только, почему всё не начинается грунтовка, а продолжается ровный, аккуратно заасфальтированный автобан. Да и асфальт тут, пожалуй, даже лучше, чем где-либо и, кажется, новый…
На заднем сиденье развалился вечно едящий гипнотизёр Ежонков. Рядом с ним стоял рюкзак красного цвета, наполненный съестными припасами, которые он взял с собой из дома, чтобы ненароком не проголодаться в дороге. Гипнотизёр то и дело запускал в рюкзак свою пухленькую ручку и вытаскивал то пирожок, то булочку. Он всё ныл, что ему не нравится музыка, которую передают по радио, Пётр Иванович, в конце концов, зарядил ему диск Бетховена. Ежонков любил классическую музыку, потому что считал, что она повышает умственные способности и поэтому остаток дороги уплетал, с умилением купаясь в благородных звуках. Сперва решили ехать в Красное за родственниками Зайцева. Это решил Серёгин, уверенный в том, что родственники скажут, что Зайцева не знают. Тогда можно будет покинуть их и ехать собственно в Лягуши – по Семиручку. Ежонков же ещё хотел заехать к Соболеву и порасспросить его кое о чём, используя «петушиное слово».
В селе Красное всё было по-прежнему. Краснянское РОВД возвышалось над частными домиками двухэтажной «громадой», довлело над ними, как законы довлеют над обществом. Во дворе, около «доски почёта» с надписью
Узнав о том, что на этот раз спуск в подземелья отменяется, все трое как-то расслабились и глянули веселее. Оказалось, что Хомякович даже знает, где проживают эти зайцевские родственники. Фамилия у них была не Зайцевы, а смешная – Переглуховы. Недобежкину как-то удалось выкопать их из пучины безвестности, а Хомякович сообщил Серёгину, что люди с такой фамилией в Красном проживают лишь в одном доме, двадцать третьем по улице Советской, и к тому же успели засветиться в милицейской базе. Переглухов-младший по имени Искандер – никто не знает, почему родители избрали для сына такое нестандартное имя, ведь в семье никогда не водилось мусульман – и по кличке Мойдодыр один разочек с пьяных глаз расколотил камнем и палкой витрину ларька и похитил оттуда семь шоколадок. Пока Хомякович рассказывал Серёгину и Ежонкову про похождения Искандера Переглухова – Сидоров стоял на солнышке и разглядывал тех, кому не посчастливилось угодить на «доску почёта». Там было всего трое «отличников», один из которых – Искандер Переглухов – паренёк лет семнадцати с большой, похожей на лампочку головой, что торчала из узких неспортивных плечиков. Двое других – воры-гастролёры, которые ухитрились обобрать местный продуктовый магазин. Никого интересного на «доске почёта» Сидоров не увидел. Наверное, полковника Соболева мало волновала проблема «чертей» в деревне Верхние Лягуши, и он даже не думал разыскивать пропавшего по их вине Объегоркина.
– Соболев у себя? – настаивал Ежонков, которому всё не терпелось применить к краснянскому начальнику «петушиное слово».
– У себя, – ответил Хомякович, как показалось Серёгину, без энтузиазма уныло. – Закрылся и сидит, как кур на яйцах.
– Ага! – обрадовался Ежонков. – Мы тут как раз к нему идём!
С этими словами гипнотизёр пропихнулся между Хомяковичем и Пёстриковым, поставил одну ногу на нижнюю ступеньку крыльца.
– Соболев сказал, чтобы мы говорили всем, что у него неприёмный день! – крикнул вдогонку Ежонкову Кошко, выбрасывая окурок в мусорный бак. – К нему тут тип какой-то приходил, так он даже через дверь с ним не болтал.
Серёгина заинтересовал этот «тип», и он спросил о том, как он выглядел.
– Та! – отмахнулся Хомякович. – Снова эти, уфологи! Они тут табунами топчутся после того, как Чёртов курган завалился. Всё выклянчивают у шефа санкцию на раскопки, а он их куда подальше всех отправляет. Достали уже, вчера целых шесть штук было.
– Ясно, – кивнул Пётр Иванович, который, как и Соболев, желанием связываться с сумасшедшими уфологами абсолютно не горел. – Попробуем пробиться к Соболеву…
Серёгин вежливо постучался в дверь кабинета краснянского начальника, но ответом ему была тишина. Не хочет полковник Соболев общаться, значит – что-то неладно. Пётр Иванович подозревал, что он каким-то образом завязан с «чертями», потому что, обитая в этих краях, да ещё и имея законную власть, просто невозможно остаться от них в стороне – всё равно завербуют, так или иначе.
Сидоров топтался в сторонке у заросшего паутинами окошка, а Ежонков – нетерпеливо сучил ногами и грыз булочку. Когда же Серёгин второй раз постучался и опять-таки не был удостоен ответом – гипнотизёр запихнул свою булочку в рот целиком, сделал солидный шаг вперёд и схватился за ручку двери.
– Пора входить, – сообщил он. – Соболев надеется отсидеться, но я ему не дам!
Ежонков распахнул дверь, прежде чем ему кто-либо успел сказать: «Постой!» и вставился в кабинет Соболева с наглостью бульдозера.