G.O.G.R.
Шрифт:
Взрыв прогремел неожиданно сильно и… в метре от «Фольксвагена» взрывателя. Груда битого кирпича взлетела на воздух, плюясь кирпичными осколками и огнём. Осколки застучали по машине, разбивая стёкла, огонь перекинулся на капот и съедал краску. Опешивший, оглушённый Мэлмэн сделал скачок, высадив дверцу, упал и покатился по каменистой земле, закрывая руками лысую башку.
«Фольксваген» полыхал, а Альфред Мэлмэн, не понимая, что это такое произошло, отползал от него подальше, зная о полном бензобаке. Не дожидаясь, пока бензин взорвётся, он вскочил на ноги и припустил прочь бегом.
Чеснок
– Зараз, нажаль, відсутній зв’язок з вашим абонентом, зателефонуйте, будь ласка, пізніше! – отчитался за Мэлмэна женский голос оператора.
– Что за чёрт?! – зашипел Чеснок и швырнул мобильник в мусорную корзину, не зная, что телефон Мэлмэна взорвался вместе с его машиной.
====== Глава 94. Движение вперед. ======
Сабина Леопольдовна до сих пор жила в квартире Петра Ивановича. К себе домой она возвращаться боялась: а вдруг муж снова кому-нибудь её продаст? Или те бандиты за ней вернутся? Сабина Леопольдовна практически не выходила на улицу – тоже боялась. Пётр Иванович не знал уже, что с ней делать. Хорошо ещё, что квартира двухкомнатная – он может спать на диване. У Сабины Леопольдовны было хобби – выпечка. Всё свободное время, а у неё теперь всё время было свободным, Сабина Леопольдовна посвящала именно этому занятию, заваливая буфет и холодильник Серёгина пирожками, печеньем, тортами, пирожными и булочками. Печка выключалась только на ночь – но пару раз случалось и так, что Сабина Леопольдовна пекла и ночью. На кухне у Петра Ивановича было жарко и душно, словно в кокой-то кочегарке, а духовка напоминала паровозный котёл – до такой степени она была раскалена, что не успевала и остыть. Серёгин в этом месяце заплатил за газ в два раза больше, чем в предыдущем. А сколько маргарина надо на её «творчество»?! Услышав любой намёк на то, что пора перебираться домой, Сабина Леопольдовна пугалась и пищала, что:
– Мой муж, он уже отпетый… отпитый алкаш. За бутылку он готов продать всё и жену, и мать родную, и родных детей. Не хочу я снова к нечисти этой да к мазурикам в шахту… Погубит меня ирод непутёвый!
Однажды Серёгин позвонил домой к Сабине Леопольдовне – хотел поговорить с её мужем. Трубку никто не снял – Пётр Иванович слышал только монотонные, скучные и однообразные гудки. Гу-гу-гу… – неизменно «отвечала» пустота в квартире Сабины Леопольдовны. Серёгину даже как-то жутко сделалось от этой гудящей пустоты. Но, возможно, что ничего жуткого и нет – просто её муж вышел за чем-то из дома: устроился на работу например, надо же на что-то жить?!
Когда Серёгин собирался утром на работу – Сабина Леопольдовна внезапно материализовалась перед ним, покинув на кухне дрожжевое тесто, и стала слёзно умолять:
– Пётр Иванович, заклинаю, не уходите из квартиры…
– Это ещё почему? – изумился Серёгин, застыв на одной ножке и с ботинком у руке.
Сабина Леопольдовна сделала такое жалостливое лицо, словно потеряла всю зарплату на базаре.
– А я как ночью спала – так в окно кто-то стукнул –
Серёгин прекрасно знал, что перед окном спальни у него растёт не в меру раскидистый каштан, и его ветки иногда задевают стекло. ЖЭК спиливает их постоянно, но дерево всё разрастается и разрастается.
– Это ветка была, – прагматично пояснил Пётр Иванович, надвинув ботинок на носок. – Там дерево перед окном – завтра отпиливать ему будут лишние ветки, оно и стукнуло. Нету никаких мазуриков, Сабина Леопольдовна.
Но Сабина Леопольдовна продолжала не пускать Серёгина на работу.
– Телефон среди ночи зазвонил, – причитала она. – Я трубку сняла, а там: «Ууууууу!» – и всё. Нечисть мне звонит, о смерти воет. Убьют…
– Плохое соединение, – буркнул Серёгин, надевая куртку – Вот и вся «нечисть»! Не бойтесь, Сабина Леопольдовна, здесь вас никакая нечисть не тронет.
Кажется, у неё там что-то уже подгорает… какие-то подозрительные флюиды вылетают из кухни… К счастью Серёгина Сабина Леопольдовна обратила на них внимание и побежала спасать свои пирожные от пригорания. Воспользовавшись этим, Серёгин выскользнул из дома.
Пётр Иванович созвал совещание. В его кабинете вокруг стола расположились Сидоров, Муравьёв, Усачёв и Казаченко. А на столе лежали бумаги: результаты экспертизы зубов Ярослава Семенова и разводного ключа погибшего в катакомбах сантехника, протокол вчерашней беседы с Валерией Ершовой и фоторобот Альфреда Мэлмэна.
– Я считаю, – говорил Пётр Иванович, – что в первую очередь нам нужно поймать Светленко, и – параллельно с этим – разыскивать «Геннадия» Ершовой.
Ершова должна была подъехать сегодня к ним, в райотдел и помочь составить фоторобот таинственного Геннадия.
– Чеснока тоже можно взять, – предложил Муравьёв. – Одного того, что он сжёг квартиру Ершовой достаточно, чтобы упрятать его.
– Рано пока хватать Чеснока, – возразил Серёгин. – Он ещё не навёл нас на Кашалота. А сейчас мы сделаем вот что – выпустим Батона и заставим его связаться со Светленко. Пускай наш «Гарри Поттер» выманит его из логова – тогда мы сможем его накрыть.
Казаченко притащил из изолятора Батона. Батон был грустен и угрюм. Он сидел, глядя в пол и рюмсал, что бедная его жена «останется вдовой при живом муже».
– Не бойся, Батон, не останется, – заверил Серёгин. – Если поможешь следствию, тебе, может быть, условно дадут.
– То есть, выпустят? – произнёс Батон и взглянул на Петра Ивановича полными надежды большими глазами.
– Можно и так сказать, – кивнул Серёгин, складывая валяющиеся в беспорядке бумаги в аккуратную стопку. – Выпустят.
– А что я должен сделать? – казалось, Батон согласен проявить отвагу матроса Железняка и прыгнуть на любую амбразуру, лишь бы его не сажали, и «бедная жена» не приходила на позорный суд.
Пётр Иванович объяснил Батону его задачу. Батон задумался и стал похож на Софокла, или на Эммануила Канта – до того интеллектуальное лицо имел этот рецидивист и закоренелый картёжник.
– Это – как Штирлиц, что ли? – изрёк он, закончив скрипеть мозгом. – Значит, я, как бы, на «папашу Мюллера» работаю, а сам – на вас?