Г.Р.О.М. 2

Киров Никита

Не подслушаешь их, сразу можно привлечь внимание, а я не хотел терять преимущество в том, что я о них кой-чего знаю, а они обо мне — ничего. Но буду знать, что у них есть общие интересы, и можно будет потом это использовать. Заодно увидел лица находящихся там атамановских братков, которых я знал. Угу, пока занимаюсь срочным, а этих как-нибудь расспрошу об этом. Никуда не денутся, расскажут.

Веселовский может всё ещё искать ключи. Может, он и сам не знает, что за ячейки они открывают? Может, покойный Зиновьев никому

об этом не сказал? Ладно, ещё выясним.

А в самом парке, далековато от входа, стоял хилый чумазый парнишка болезненного вида в сером свитере с узорами ромбиком. Он держал в грязных руках отрезанный ломоть белого хлеба и жадно кусал его. Наверняка дал кто-то из сердобольных покупателей, продуктовый магазинчик отсюда видно.

Я встал неподалёку, чуть сел на оградку из покрашенных в чёрный труб и свистнул.

— Пацан!

Тот тоже огляделся и подошёл ко мне ближе.

— Чё каво? — пробурчал он.

— Ты Чеснок?

— Ну я.

Уже привычным жестом я покрутил в руке скрученную купюру на десять рублей.

— В этом районе по выходным ходит тип, странный, в очках, в пиджаке, с портфелем, похож на учителя. Подходит к пацанам, зовёт к себе. Видел?

— А-а-а, — протянул пацан, — подходил ко мне. Говорит, десять тыщ дам, если я ему помогу вещи унести. А я ему сразу по чесноку сказал: в жопу иди, лох педальный!

— Угу. Сегодня?

— Не-е, — он закивал. — Вчера, я здесь торчал, просил, чтобы пожрать дали, — он показал на шашлычную. — Ашот обычно добрый, а вчера у него зубы болели, настроение плохое, он мне поджопник выдал, — пацан потёр зад. — А я ему по чесноку сказал, что он чер…

— Понятно, — перебил я. — А сегодня шашлычная не работает? Гости большие?

— В натуре, люди серьёзные, — с придыханием сказал он.

— И кто? — я кивнул на машины.

— Там сам Атаман приехал, — он с почтением показал на жёлтый Хаммер. — А с ним — его бугры: Виталя Кривой, Боксёр, Граф и Поджига.

— И Поджига там? — спросил я.

Боксёра и Графа я помнил и их лица видел среди сидящих там. Учту.

— Поджиги не было. Был там ещё какой-то перец модный, на кабанчике приехал, — пацан показал на Мерс. — Седой такой. Они там перетирают между собой.

— Это же не территория атамановских.

— Ну так и Налим пришёл, — сказал пацан. — А он тут всё держит, без его ведома на его землю даже Атаман и Тунгус с Дядей Ваней не сунутся.

— Ладно, держи, знаток, — я сунул купюру. — Пошли, Костян, — я махнул ему рукой, и он подошёл ко мне.

Ладно, смотрим дальше. Значит, с Режиссёром придётся делать плохой вариант. Большой джип и мерс тем временем уехали, я собрался было идти к машине, чтобы забрать парней из депо.

Но не вышло.

— Вон он! — вдруг завопил Чеснок неприятным высоким голосом, показывая пальцем в дальний угол парка. — Вон он, тот пидрила!

Eпрст! Спугнул!

Я только

успел заметить, как блеснули очки на солнце и фигуру с кожаным портфелем в руках. Но Барсуков знал, чем для него опасное такое обвинение, поэтому принял единственное верное решение — бежать!

Мы с Костей рванули следом за ним. Сука, быстрый! А ведь Барсуков, гад — бывший физрук, работал в детдоме, в молодости занимался лёгкой атлетикой, а сейчас — тренер по вольной борьбе у подростков, не пьёт и не курит, и брюхо ему бегать не мешало.

Он летел впереди нас, по дворам, перепрыгивая ограждения, препятствия, открытые люки и бетонные блоки, лежавшие на дороге. И вскоре скрылся из поля зрения, пробежав между двумя пятиэтажками.

Но не уйдёт. Сегодня он не уйдёт.

Я молча, чтобы не тратить дыхалку, показал Косте влево, и он понял, побежал вокруг, чтобы обойти дом, а я напрямик.

Проскочил между домами, где стояли железные мусорные баки, над которыми кружились мухи. Никого, будто и не пробегал здесь никто. Впереди детский сад, но он небольшой, частный, там охрана, не пустит внутрь постороннего. Вокруг территории садика деревьев много, в этом районе их дофига. Скорее всего, Барсуков где-то там.

Справа ещё один дом, слева уже был выход на проспект, там видно бегущего в мою сторону Левитана, который успел обогнуть в дом. Я побежал в сторону детского сада, и вовремя, как раз услышал, чью-то ругань.

Вблизи уже понятно, что случилось. Рабочие, в основном китайцы, делали бетонную дорожку у входа в садик, совсем недавно залили её и начали разглаживать, но кто-то по ней пробежал, портя им работу. И отсюда видно, как кто-то промелькнул между деревьев, убегая в сторону проспекта.

— В очках, а не видит! — возмущался кто-то особенно громко на русском, скорее всего, их бригадир.

Ну точно Режиссёр. На ровной поверхности дорожки, которую кто-то с таким старанием пытался разгладить, были видны следы с чётким следом подошв. Я побежал к деревьям, видя капли незастывшего раствора на траве и тропинке.

А вскоре увидел и самого Барсукова. Он почти добежал до проспекта, и даже не оборачивался. Торопился свалить, потому что на кону стояла его жизнь.

Я за ним, Костя ко мне присоединился, придерживая очки, чтобы не слетели. Капюшон его куртки подбрасывало при каждом шаге.

Парк закончился, пробежали у дома, выбежали на тротуар. Костя и остановился первым, глянул на меня с тревожным видом, да я и сам увидел, что там, и мы успели спрятаться за газетным киоском. Нас не заметили.

— С-сука, — прошипел Левитан.

Барсуков добежал до дороги. И там, на его счастье, как раз ехал жёлтый Хаммер, который остановился.

Он чего, Атаману за крышу приплачивает?

Испуганные вопли Режиссёра я слышал хорошо из укрытия.

— Бегут… за мной… убить хотят, — жаловался он.