Г.Р.О.М. 2

Киров Никита

— Я же знал, — нарушил Седов затянувшееся молчание. Голос глухой, но трезвый. — Знал тогда, когда он в первый раз попался, да вот ничего не сделал, — он выдохнул, — духу не хватило закончить, а потом не до этого стало, подумал, может, ошибаюсь, ёпрст. А вот если бы сделал всё сразу, ничего этого не было бы, — он стукнул кулаком по столу.

— А этих фоток может быть ещё больше, — сказал я, садясь напротив него. — И сейчас это можно предотвратить. Всё от нас зависит.

Рядом с собой я положил пакет, чёрный, тяжёлый. Это инструмент для работы нашего

«Грома», сегодня пригодится.

— Короче, мужики, — он потёр руки. — Валите-ка отсюда, скажу, что вас здесь не было, и этот про вас ничего не скажет, — майор с угрозой посмотрел на Режиссёра. — А если скажет, ночевать он будет в СИЗО в общей камере с блатными. Прямо с порога объявим, кто такой и за что сидеть будет. Ох, они ему порадуются. Светой будет или Наташей.

— М-м-м! — взвыл Барсуков, пытаясь вырваться из пут.

— Да, ему там понравится, вот только есть нюанс, и не такой, как в анекдоте про Чапая, — я подобрал пустую бутылку, а Глеб закинул её в пакет, чтобы выкинуть её потом подальше и разбить. — Ты же знаешь, кто его тесть?

— Судья Дружинин. Да толку ему от этого? — Седов показал рукой на Барсукова. — Это дело ему не доверят, он — заинтересованная сторона.

— Он не будет, да, — я кивнул, — зато будет судить его знакомый, которому Дружинин скажет, как дело обстояло на самом деле. А скажет вот что: менты наняли бандитов, чтобы подставили честного человека. Доказательств конкретно его вины нет, скажут, что мы его привели сюда, а он тут впервые…

Костя встал позади Седова. Почуял, к чему идёт дело, и понял, как оно не должно закончиться. Я же ему говорил, почему мы позвали старого опера.

А всё просто. Чтобы показать, что справедливость в мире ещё осталась, только её надо добиться.

— Да и скажут, что доказательства получены незаконно, — продолжал я. — Дело ведь не заведено, никто не обращался с таким, спросят, по какому праву ты попал в жилище без санкции прокурора?

— Дело-то заведут, — Седов ткнул в альбом.

— Конечно, заведут после этих снимков. Но фигуранта надо будет искать, потому что про этого скажут, что он — честный человек, — я показал пальцем на Барсукова. — Прям кристальной честности, добрейшей души, тренер, с детьми работает. Мол, да как вы посмели его порочить.

— Он, честный?! — опер вспылил и взорвался. — Какое бы б**во у нас не творилось, никто его не отпустит! Никто после такого его не отпустит! Ни за что в жизни! Ты за кого нас принимаешь?! Это тебе не покушение на износ, где встречное написать можно! Это 134-я статья и 242-я! Это не хрен собачий!

— Артём Сергеич, — Глеб вздохнул. — Ты же сам столько раз видел такой произвол, ё-моё. Если связи хорошие есть, хрен что докажешь, это же кабздец, пишите письма. Статьи останутся, но вот конкретно этот тип может вывернуться. Могут сделать, что он тут — случайная жертва, а виноват кто-то другой. Мы, например.

— Позвони на работу, Сергеич — спокойно сказал я. — Пусть собирают следственную группу, а этого увози в РОВД. Посади его в обезьянник, а потом приедет судья, прокурор прибежит,

начальник УГРО прискачет, ужаленный в жопу, будет угрожать тебе увольнением, хотя ты и так стаж выработал. Начальнику с главка звонить будут, требовать тебя наказать за превышение полномочий. Гада выпустят, а тебя будут заставлять извиняться ещё. А нас закроют, да и вообще, это дело могут на нас повесить, как Глеб говорит. Найдут доказуху, без проблем, разве долго, умеючи?

— И что предлагаешь? — спросил Седов сквозь зубы. — Есть правила…

— Если не нарушаешь правила, для чего ты дал мне наводку? — спросил я. — А я же через твоих знакомых пацанов его нашёл, и он к ним подходил, они его видели, но ума хватило не идти сюда. Деньги предлагал, конфетки давал, — я показал на вазу. — Ты же всем платишь после съёмок, да, мразь?

Барсуков отчаянно закивал.

— Он же считает, что им не навредил, что даже помог подзаработать, — произнёс я. — Мы для него бандиты, а себя он считает честным и добрым человеком. Прикинь, опер? И когда его отпустят, он уничтожит улики, а потом пойдёт на улицу и найдёт новых. Он не остановится никогда.

Я глянул на Костю, но тот и сам понимал, что я не просто так давлю на болевые точки опера. Тот и сам видел всё.

Седов опустил голову, посмотрел на альбом, потом резко поднялся и выхватил пистолет.

Но целился не в нас. Флажок предохранителя щёлкнул, а ствол нацелился прямо в лицо Барсукову. Тот заорал так, что стало слышно через кляп.

Но выстрела не было. Костя положил руку на пистолет и легко его забрал, просто потянув его в сторону вместе с кистью, легко вывернул. Не дело это, быстро поймут, кто стрелял — всё табельное оружие отстреливается, найти ствол, из которого выпустили пулю, будет легко, а заодно и его владельца.

Седов уставился на Костю с бешенством и собрался было кинуться на него.

— Постой! — громко сказал я. — Возьми это.

Он со злостью уставился на меня, а я подал ему пакет, что лежал рядом со мной. Внутри — наган, приготовленный вчера Костей для этого дела. Мушка спилена, вокруг ствола на проволоку и пластырь примотана обрезанная пластиковая бутылка, в которой был масляный фильтр.

Это самодельный глушитель. Для револьвера штука почти неэффективная, но у наганов была особенность в конструкции и ещё длинная гильза, которая скрывала пулю целиком, что давало хоть какую-то возможность стрелять с глушителем. Полностью звук не уберёт, но нам и не надо. Хватит и этого.

Седов взял револьвер с таким видом, будто вообще видел оружие впервые, и уставился на нас всех по очереди.

— Вот чё вы меня сюда притащили. Повязать на крови, — мрачно проговорил опер.

— А это ты сам решаешь, — сказал я. — Мы же только предлагаем тебе варианты. Можешь уйти, оставив всё нам, потом приедешь на труп по вызову. Можешь попробовать дать делу официальный ход, но ничего не выйдет, как я и говорил. Я уже сказал тебе много, пытаться разжалобить и про детей напоминать не буду. Ты и сам всё видишь. Решай! — я сел поудобнее.