Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Мартин Джеральд

Приводит в замешательство и то, что Гарсиа Маркес вообще исключил из своей книги аспект влияния США. А ведь именно страх наркоторговцев перед экстрадицией в США — «лучше могила в Колумбии, чем тюремная камера в Соединенных Штатах», говорил Эскобар, — стал причиной конфликта, спровоцировавшего череду событий, описанных в книге, и, конечно же, этот аспект следовало проанализировать с антиимпериалистических позиций. Однако в книге, где критикуется герилья — несмотря на тесную связь писателя с Кубой — «за всевозможные террористические акты» [1252] , о США нет ни слова, и поэтому причинно-следственная структура произведения кажется искаженной и размытой. Это определенно не та книга, которой мог бы стыдиться автор, когда вскоре после публикации он подарил ее Биллу Клинтону. И неудивительно, что Клинтон в итоге отметил ее «человеческую» сторону, но другой «стороны» у этой истории нет. В связи с чем возникает весьма неприятный вопрос: а действительно ли эта книга написана для боготской буржуазии и Билла Клинтона (для «Нас» и для США), а вовсе не для «нас» (читателей)? Или, говоря иначе, она, как и «мыльные оперы», написана

для «нас», читателей, и призвана внушить нам, что мы должны быть довольны своим социальным положением и что богатые и знаменитые — «просто обычные люди»… «как и мы»?

1252

GGM, News of Kidnapping, p. 129–130. В подтверждение этого PBCK, в частности, в последующие годы прибегнет к тактике похищения людей ради выкупа. В 2008 г. на них обрушится ряд тяжелых ударов: смерть их лидера Мануэля Маруланды по прозвищу Снайпер; гибель еще одного лидера, Рауля Рейеса, погибшего в результате налета ВВС Колумбии; освобождение из плена Ингрид Бетанкур колумбийскими военными.

И все же на любой вопрос всегда можно взглянуть с другой стороны. Конечно, это первая книга Гарсиа Маркеса о Боготе. Книга, в которой критически оценивается положение в современной Колумбии с того времени, как писатель решил «расстаться» с Кубой в 1990 г. (хотя в действительности он никогда с ней не расставался) и «вернуться» на родину (хотя он никогда по-настоящему туда не возвращался). Но помимо того, что это критический анализ, здесь еще затрагивается вопрос власти. В каком-то смысле это демонстрация мощи писательского таланта и завуалированный ответ всем колумбийским критикам. Значит, он не живет в этой стране? А кому еще из колумбийцев удалось осмыслить все сложности современной истории страны и изложить их в логически последовательной и доступной форме? По-вашему, он придворный льстец, подлизывающийся к власти? А вы посмотрите, какие преимущества дает близость к власти: перед вами «журналист», который благодаря своему авторитету способен получить доступ к «контактам» и «источникам» любого уровня, а те, у кого таких возможностей нет, никогда не получат полного представления об «истинном положении вещей». Он стал писать тривиально, повторяется, ссылается сам на себя, занимается самолюбованием? Что ж, ему уже почти семьдесят, он может себе это позволить.

Язвительные статьи наподобие тех, какими El Tiempo отозвалась на публикацию романа «Генерал в своем лабиринте», были бы не к месту в отношении произведения и писателя, которые, если можно так выразиться, «завладели» всей страной. Поэтому на этот раз таковые отсутствовали. Гарсиа Маркес этого не показывал, но после выхода в свет «Генерала…» он семь лет ждал своего часа, чтобы взять реванш, насладиться местью. Он не давал плаксивых интервью, выражая свои «сомнения» по поводу успеха нового произведения, как это было в случае с повестью «Любовь и другие демоны». «Вот вам, получайте», — говорил тореро. Как это ни удивительно, но лишь в свои шестьдесят девять лет Гарсиа Маркес наконец-то завоевал Колумбию. Романом «Сто лет одиночества» он завоевал Латинскую Америку и даже весь мир, но не Колумбию. Да, «Сто лет одиночества» — книга о Макондо, но и в Боготе, и в других больших городах страны (Медельине, Кали) все знали, что Макондо — это прикарибский регион страны, с которым они никак не соотносятся. Теперь они сами были менее уверены в себе и менее самодовольны; теперь Гарсиа Маркес наконец-то охватил всю Колумбию, а не один лишь прикарибский регион страны. Злые языки по-прежнему будут упражняться на его счет, критикуя его политическую и общестенную деятельность, но уже не столь убедительно. Он стал неприкасаемым. Теперь он мог делать все, что хотел.

Правда, по-прежнему оставался открытым вопрос: ведь, написав «Известие о похищении» для cachacos и отчасти от лица cachacos, он, по сути, переметнулся к ним? Значит ли это, что, опьяненный победой (или даже в силу характера этой самой победы), он отошел от своих нравственных и политических идеалов? Возможно, он стал консерватором, как то обычно происходит с утомленными жизнью и борьбой пожилыми людьми. Или наконец-то осознал «политическую реальность» и, в частности, «политическую реальность, сложившуюся после падения Берлинской стены». Или, может быть, в политическом плане он теперь хотел только, чтобы Фидель и кубинская революция старались выстоять в той политической неразберихе, в какой они оказались, пока вселенский хаос лишит их последней возможности выбора. Или он все еще отвергал все эти окружающие реалии, варианты и интерпретации; быть может, только ему одному известным способом Гарсиа Маркес старался до конца держаться за свою мечту. Возможно. Это, конечно, вопрос.

Естественно, «Известие о похищении» стало бестселлером сразу же после выхода в свет. Отзывы на книгу в целом были положительными, даже восторженными, но было и несколько агрессивных и даже оскорбительно разгромных рецензий, особенно в США. По злобности они были несопоставимы даже с критическими статьями El Tiempo ругавшими роман «Генерал в своем лабиринте» [1253] . Но Гарсиа Маркес проанализировал свои возможности и сделал свой выбор. Можно не сомневаться, что он был удовлетворен.

1253

См., например, Joseph А. Page, «Unmagical realism», The Commonweal, 16, 26 September 1997 и Charles Lane, «The writer in his labyrinth», The New Republic, № 217, 25 August 1997. См. также Malcolm Deas, «Moths of Ill Omen», London Review of Books, 30 October 1997.

24

Гарсиа Маркес в семьдесят лет и старше: мемуары и фустные шлюхи

1996–2005

И что теперь? Шестидесятидевятилетний писатель все еще был полон жизненных сил, строил грандиозные планы, интересовался политикой и стремился «изменить жизнь к лучшему», как сказали бы американцы. Но можно ли его по-прежнему

считать автором художественной прозы? «Генерал в своем лабиринте» — исторический роман, блестяще беллетризованный, но все же исторический. «Известие о похищении» — документальное произведение, документальный очерк, а не художественная проза. «Генерал…», конечно же, о «том времени», о том, как зарождалась Колумбия двести лет назад; «Известие…» — о «нынешнем времени», о том, какой стала Колумбия. Оба произведения написаны живо, ярко, талантливо. Но способен ли Гарсиа Маркес создать еще один образец блестящей работы творческого воображения или он уже исчерпал тот великий источник, коим является мировая история? Мир был для него золотой жилой, это несомненный факт, но теперь это был не тот мир, в котором он сформировался как писатель. Способен ли он откликнуться на этот новый мир, на эту посткоммунистическую, постутопическую, ультрасовременную вселенную, которая открывалась перед планетой, стоявшей на пороге XXI в.?

Честно говоря, едва ли кто-нибудь был способен в полной мере осмыслить наступившую новую эру. И мир не вправе был требовать этого от пожилого человека, хотя, конечно же, Гарсиа Маркес сам требовал этого от себя. В действительности после Второй мировой войны родилось мало писателей — и вообще мастеров искусства других жанров, — которых публика и критика почитали бы так же, как они почитали, тогда и теперь, большинство великих художников модернистского периода 1880-1930-х гг. По всеобщему мнению, Гарсиа Маркес — один из немногих великих писателей, а «Сто лет одиночества» — одно из немногих великих произведений второй половины XX столетия. Потом появился роман «Любовь во время чумы», который тоже регулярно называют в числе «пятидесяти лучших» или «сотни лучших» образцов художественной прозы XX в. Способен ли Гарсиа Маркес создать еще нечто подобное? Стоит ли ему вообще пытаться?

Конечно, писатель не хотел останавливаться на достигнутом. Он говорил, что после двух своих книг, романов «Сто лет одиночества» и «Любовь во время чумы», он «совершенно опустошен» [1254] . Однако он всегда находил в себе решимость и в итоге вдохновение, чтобы придумать новые темы и новые формы для очередного проекта — для книги, которую сначала ему просто хотелось написать, потом он испытывал потребность ее написать, а потом понял, что не может ее не написать. Так было и теперь: он искал. В своих интервью он говорил, что хочет «вернуться к художественной прозе». Как обычно, замысел у него был. Три рассказа, которые, как он считал, могут составить интересную книгу — еще одну книгу о любви; о любви и женщинах. В инщрвью El Pa'is он сказал: «Меня окружают женщины. Мои друзья в основном женщины, и Мерседес пришлось понять, что я так живу, что все мои отношения с ними — это просто безобидный флирт. Всем известно, какой я есть» [1255] .

1254

Da~no Arizmendi, «Gabo revela sus secretos de escritor», Cromos, 13 junio 1994.

1255

«La nostalgia es la material de mi escritura», El Pa'is, 5 mayo 1996.

Он добавил, что начинает забывать многие вещи, а воспоминания — основа его жизни и творчества. (То же самое происходило и с героем «Осени патриарха», отчасти автобиографичным.) И все же, как это ни забавно, бумагорезка была, можно сказать, самой популярной машиной в его доме. Правда, он сохранил наброски повести «Любовь и другие демоны» и недавно подарил их Мерседес. Похоже, он не сознавал, что в век компьютеров наброски утрачивают свою магическую силу, а также финансовую ценность, поскольку авторские индивидуальные особенности в электронном виде теряются. В сущности, переход от рукописного создания текстов к использованию печатных машинок, а затем и компьютеров отчасти объясняет то, что сегодня в представлении читателей писательское творчество не является непостижимым мастерством, да и сами писатели меньше верят в это. Гарсиа Маркес сопротивлялся этому процессу с большим успехом, чем многие другие. И уничтожение большинства своих подготовительных материалов или незавершенных работ соответствовало его твердой убежденности в том, художник должен выдавать полностью законченное, образцовое произведение, хотя сам он не согласился бы с такой формулировкой.

Отставки стали основной темой в политических кругах, и это служило дурным предзнаменованием. Наступала осень всех патриархов. Сампер упорно отказывался оставить свой пост, хотя миллионы людей требовали его отставки. Карлоса Андреса Переса вынудили уйти с поста президента. Карлос Салинас сумел продержаться у власти до конца своего срока, но потом покинул страну, ибо ему грозило тюремное заключение, а то и еще что похуже. Фиделя Кастро отправить в отставку никому не удалось, но ему уже было почти семьдесят лет; революция старела, но кто бы мог его заменить? Гарсиа Маркес, вместо того чтобы присутствовать на презентации своей новой книги в Боготе, отправился навестить — и это говорило о многом — еще одного вынужденного «отставника», Фелипе Гонсалеса: погрязший в скандале, он потерпел поражение на выборах и был вынужден покинуть президентский дворец Монклоа в Мадриде, который занимал тринадцать лет. По прибытии в испанскую столицу Гарсиа Маркес поспешил в Монклоа, но премьер-министра дома не оказалось. Писатель нашел его в парке Монфраге, где он гулял один под присмотром телохранителей, как еще один персонаж Гарсиа Маркеса, лишенный власти и славы [1256] . В их предыдущую встречу, когда они обнялись, Гонсалес сказал: «Боже мой, старина. Наверно, ты единственный человек в Испании, которому захотелось обнять президента». Теперь он заявил, что рад оставить свой пост и уйти в отставку. Его сменит лидер правых Хосе Мария Аснар.

1256

Rosa Mora, «Не escrito mi libro m'as duro, у el m'as triste», El Pa'is, 20 mayo 1996.