Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Мартин Джеральд

И тот, кто читает этот роман, сосуществуя, пусть и неохотно, с патриархом, усваивает урок — модернистский, можно сказать, — суть которого заключается в том, что жизнь, конечно же, невозможно понять, но при всех наших заблуждениях и современных релятивистских воззрениях есть определенные моральные «истины», которые остаются неизменными [908] . Это — милосердие и сострадание, а также власть, ответственность, солидарность, преданность и, наконец, любовь. Возможно, именно эту сложную взаимосвязь аспектов человеческого бытия усвоил сам Гарсиа Маркес на пути к славе. Возможно, он не понял бы эту взаимосвязь, если б не стал знаменитым. Хотя, наверно, постичь ее способны лишь влиятельные и знаменитые, даже если в процессе постижения наиболее влиятельные, как сам патриарх, укрепляя свою власть, свой авторитет, становятся еще более отвратительными людьми. И вполне возможно, что, скажем, в 1972–1975 гг. в своих интервью о политике и нравственности рассуждал уже другой Гарсиа Маркес, на собственном опыте познавший то, что прежнему, относительно наивному и «непорочному», Гарсиа Маркесу по-настоящему нравилось, и, познав это, он решил, что теперь, когда вместе с приходом славы ему открылась истина, он все силы приложит к тому, чтобы стать лучше и творить только благо.

908

Ibid., p. 205.

Что

касается любви, современные читатели, думая о Гарсиа Маркесе и любви, обычно улыбаются и вспоминают бесхитростного романтика Флорентино Арису из романа «Любовь во время чумы» и лицо самого Гарсиа Маркеса с мудрым проницательным взглядом на обложках миллионов экземпляров его романов. Тем не менее любовь и секс он изображает и в «Осени патриарха», и в других своих произведениях как нечто грубое и безобразное. К женщинам патриарх относится как животное, без всякого воображения. Исключение он делает только для двух из них: для недосягаемой королевы красоты Мануэлы Санчес, которую он идеализирует, но так никогда и не узнает, и для двенадцатилетней школьницы вроде нимфетки Лолиты, которую он совратил, будучи уже стариком. И все же получается, что единственной женщиной, которую он когда-либо любил по-настоящему, была его мать. Значит ли это, что Гарсиа Маркес описывал свои отношения с Луисой Сантьяга? И значит ли это, что Мануэла Санчес воплощает собой иллюзорное стремление к внешнему блеску? А Летисия Насарено символизирует судьбу всех жен (Мерседес — часть полного имени Летисии)? И является ли все это другой, темной, стороной его желания вытеснить из сознания своего отца, учитывая, что в романе дедушки вообще не упоминаются? Ибо патриарх считал, что он появился на свет по собственной воле:

…[он] считал: с человека достаточно матери, это относилось и к нему самому, ибо он никогда не знал отца, как многие другие, самые выдающиеся деспоты, а знал одну-единственную свою родительницу, свою матушку Бендисьон Альварадо. Во всех учебниках было написано, что на нее, как на Деву Марию, во сне снизошло чудо непорочного зачатия, что, когда он, ее ребенок, находился у нее во чреве, вышние силы предопределили мессианское предназначение дитяти. Взойдя на вершину власти, он специальным декретом объявил, что Бендисьон Альварадо — патриарх отечества… [909]

909

Гарсиа Маркес Г. Осень патриарха / пер. В. Тараса, К. Шермана // Собрание сочинений. Т. 1. СПб., 1998. С. 59–60. (Примеч. пер.) Ibid., p. 39.

Правда, как выясняется, весьма прозаична в своей двусмысленности: мужчина хочет найти такую жену, которая была бы его возлюбленной на многие годы, но, женившись, понимает, что ему нужна мать, и в то же время продолжает мечтать о других идеализированных возлюбленных. На первых порах, когда патриарх начал жить с Летисией Насарено, она каждый день учила его читать и писать, а после полудня вдвоем, нагие, они лежали под ее пологом от москитов. Потом она купала его и одеващ как ребенка. Таким образом, одна часть мужчины нацелена на то, чтобы подавлять и насиловать женщин, которые по определению «моложе» и ниже его по положению, а также отбивать их у других мужчин; вторая хочет, чтобы эти же самые женщины носились с ним, как с ребенком, ибо они более зрелые в сравнении с ним, превосходят его во всем, — потому что опять-таки равенство и демократическое взаимодействие в данном случае нереалистичны и даже нежелательны (поскольку не вызывают волнения). В этой книге, как и в других своих произведениях, Гарсиа Маркес почти не употребляет слово «секс», отчего любовь и взаимосвязь между любовью и сексом приобретают двусмысленное значение. Совершенно очевидно, что многие из нас безоговорочно верят только в один тип любви — в материнскую любовь, ибо наши матери любят нас такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками и пороками. Однако мы знаем, что в ранние годы Гарсиа Маркес был лишен даже этой веры.

На закате своей жизни патриарх фактически потерял память и «воспринимал своих собеседников как бесплотных духов, не слыша их голосов и лишь чутьем угадывая, кто перед ним» [910] . Дряхлый старик, он по-прежнему хотел заниматься сексом, и, поскольку в любви ему навсегда было отказано, подчиненные привозили ему женщин из-за границы, но напрасно, ибо ему все так же нравилось запрыгивать на простолюдинок: совокупление с ними поднимало ему настроение, и он всегда начинал петь («О, январская луна…» [911] ) [912] . Наконец, на последних страницах романа он вспоминает, что вся его жизнь была посвящена тому, чтобы забыть свое детство: «…он увидел себя мальчонкой, дрожащим от холода на ледяном ветру плоскогорья, и увидел рядом свою мать, Бендисьон Альварадо, которая только что отняла у стервятников мусорной свалки бараньи потроха, чтобы накормить сына…» [913] Детство, как позже будет показано в романе «Вспоминая моих грустных шлюх», не всегда является оправданием, хотя, возможно, дает ключ к пониманию характера и поступков человека.

910

Гарсиа Маркес Г. Осень патриарха / пер. В. Тараса, К. Шермана // Собрание сочинений. Т. 1. СПб., 1998. С. 300. (Примеч. пер.) Ibid., p. 199.

911

Там же. С. 305. (Примеч. пер.)

912

Ibid., p. 200–202.

913

Там же. С. 305. (Примеч. пер.) Ibid., p. 203. В своем романе «Сеньор президент» Астуриас уже показал, что на характер его диктатора (Эстрады Кабреры) наложили отпечаток тяготы его детства, которые, как могла, пыталась смягчить своей любовью его мать, принадлежавшая к низам общества.

Гарсиа Маркес продолжал кромсать и перекраивать свой роман все последние месяцы 1973-го и добрую часть 1974 г. [914] Но по большому счету книга уже была готова, и он начал планировать

свое будущее. Одинокий писатель, в заточении ведший борьбу со своим одиноким героем, он одновременно вел нескончаемый разговор со всем светом об одиночестве и политике — по вопросу, который затрагивал весь мир. Для читателей прессы это, мягко говоря, было весьма странное зрелище, и Гарсиа Маркесу приходилось очень стараться, чтобы не выставить себя перед всем светом дураком. Его усилия не пропали даром, и благодаря этому опыту он стал еще более сильным противником для своих литературных и политических оппонентов. Его кожа задубела, и теперь он мог бесстрашно принять любой вызов от тех, кто ставил под сомнение его талант и заслуженное признание.

914

Кармен Балсельс, интервью (Барселона, 2000).

В начале весны 1973 г. вместе с Мерседес он из Барселоны отправился в Париж, чтобы присутствовать на свадьбе Тачии. Тачия и Шарль наконец-то официально оформили свои отношения 31 марта — к тому времени их сыну Хуану было уже восемь лет — и поселились напротив больницы, где она потеряла ребенка в 1956 г.; позже они переехали на улицу Рю-дю-Бак. «Габриэль был шафером на моей свадьбе, — вспоминала она. — Моя сестра Ирен — замужней подругой невесты. Габриэль также является крестным моего сына Хуана. Я хотела, чтобы Влас тоже был на моей свадьбе, но очень уж он ненадежный и непредсказуемый» [915] . Нет оснований полагать, что Гарсиа Маркес сожалел о своем разрыве с Тачией, разве что только о том, как они расстались. Но для человека, который будет постоянно писать о любви, она навсегда останется образцом, символом отвергнутых путей, внебрачных отношений и вообще альтернатив моногамному образу жизни.

915

Тачия Кинтана, интервью (Париж, 1973).

Позже в том же году, когда роман «Осень патриарха» находился на завершающей стадии, Гарсиа Маркес получил еще одну крупную международную награду — Нейштадтскую премию, присуждаемую при участий журнала Books Abroad Оклахомского университета. Удивительное и весьма достойное решение со стороны американской организации, ведь прошло всего полгода после скандала в связи с премией имени Гальегоса, которую Маркес пожертвовал партии «Движение к социализму» [916] . Получив на церемонии орлиное перо и чек, Гарсиа Маркес, пусть и без энтузиазма, воздал должное Оклахоме и затем полетел в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, чтобы отдохнуть некоторое время с женой и детьми. Потом всей семьей они на лето отправились в Мехико. И так все были рады, что они снова в Мексике, среди друзей, на родине Родриго и Гонсало, что купили обветшалый загородный дом на окраине Куэрнаваки, красивого курорта, прославленного в романе Малколма Лаури «У подножия вулкана» [917] . Это был участок с садом в 1100 квадратных метров, находившийся по дороге в Лас-Кинтас, рядом с домом их давних друзей Висенте и Альбиты Рохо; из дома открывался вид на горы. Если в Барселоне Гарсиа Маркес так и не решился купить дом, то на этот раз он оформил сделку. Когда он зарегистрировал собственность у государственного нотариуса, к нему в очередь выстроились служащие из всех соседних учреждений, и он каждому подписал их экземпляры «Ста лет одиночества». Гарсиа Маркес ликовал: «Я — капиталист. У меня есть недвижимость!» Ему было сорок восемь лет.

916

О присуждении премии было объявлено в ноябре предыдущего года. См. Excelsior, 19 noviembre 1972.

917

Понятовска, интервью (сентябрь 1973), Todo M'exico, p. 194.

9 сентября он покинул Мексику, в которой пробыл более двух месяцев. Мерседес вылетела в Барселону, где мальчики возвратились, без большой охоты, в школу. Гарсиа Маркес отправился по делам в Колумбию. Но мексиканским журналистам он сказал, что очень доволен тем, как его принимали в их стране, и теперь намерен как можно скорее упаковать свои вещи в Барселоне и вернуться в Мексику [918] . Он также заявил, что в Латинской Америке очень мало великих вождей. В принципе на континенте их всего двое — Кастро и Альенде; остальные «просто президенты республик». Спустя два дня, 11-го числа рокового месяца — сентября, один из этих двух лидеров погибнет, и Латинская Америка никогда уже не будет прежней.

918

Excelsior, 10 setiembre 1973. Примерно в это время ГГМ, по-видимому, достиг взаимопонимания с журналистами газеты Excelsior. Он предоставлял им о себе эксклюзивную информацию, и следующие пятнадцать с лишним лет они писали о нем больше, чем о любом мексиканском писателе, причем, как правило, положительные отзывы.

19

Чили и Куба: Гарсиа Маркес выбирает революцию

1973–1979

11 сентября 1973 г. Гарсиа Маркес, как и миллионы прогрессивных людей во всем мире, сидел в Колумбии перед телевизором и с ужасом смотрел, как бомбардировщики чилийских ВВС бомбят правительственный дворец в Сантьяго. Через несколько часов было подтверждено, что избранный народом президент Сальвадор Альенде погиб. Никто точно не знал, убили его или он совершил самоубийство. Власть в стране захватила военная хунта, развернувшая кровавый террор. В последующие недели были задержаны, как потом выяснится, более тридцати тысяч якобы левых активистов; многие из них погибли в застенках. Пабло Неруда умирал от рака в своем доме на Исла-Негра у Тихоокеанского побережья Чили. Смерть Альенде, крушение его политических идеалов, установление фашистского режима в Чили составляли содержание последних дней жизни Неруды, пока болезнь, мучившая его на протяжении нескольких лет, окончательно его не сломила [919] .

919

См. Plinio Mendosa, «Fina» в книге Gentes, lugares (Bogot'a, Planeta, 1986), где он рассказывает о своей удивительной поездке в Чили (через Арику) с Финной Торрес (она тогда была фотокорреспондентом), куда они прибыли сразу же после военного переворота. Мендоса — единственный из иностранных журналистов попал в дом Неруды и увидел его тело через четыре часа после смерти; снимки, сделанные Финной Торрес, обошли всю Латинскую Америку.