Гадание на яблочных семечках
Шрифт:
— Дядя… А вы бы хотели у нас жить? Если бы родители согласились… Они наверняка согласятся, вот увидите, у нас с Угнюсом нет ни одного дедушки.
Дядя Тант рассмеялся и покачал головой:
— Нет… Мне будет приятнее, если спустя год или два, вы, вот как теперь сидя у костра, вдруг вспомните: «Интересно, а где сейчас этот чудаковатый дядя Тант, которого мы хотели сделать своим дедушкой?..» Спасибо, Аудрюкас, за твое доброе сердце, но что поделаешь, раз я страшно не люблю людям надоедать. Завтра провожу вас к Довиле и исчезну. Может, когда и доведется еще
— Так я и знал! Чувствовал ведь! — огорчился Аудрюс. — Отец всегда говорит: «Жди беды, если голову от радости потерял…»
— Давайте гасить костер и укладываться спать, — велел дядя Тант. — Ночью у огня все предметы отбрасывают слишком большие тени…
В дороге потеряешь — дома не найдешь
Ночью поднялся страшный ветер со слепящими молниями и таким редким дождем, что ни одна капля так и не упала братьям на макушку. Раскаты грома заглушали голоса, но они еще успели свернуть палатку и спальный мешок и под сильным напором ветра выбраться на шоссе. Под высокими, раскинувшимися деревьями укрываться было опасно, могла ударить молния, а маленькие деревца сами гнулись от бури до земли. Вокруг в темноте ни огонька, никакого прибежища.
На широком заасфальтированном шоссе свирепый ветер валил с ног и толкал в спину не только их. Вскоре дорога, канавы, обочины были полным-полны перепуганных людей. Вперемежку неслись, катились, громыхали, постукивали разные предметы.
— Распрямитесь — больше увидите! — крикнул братьям дядя Тант. — Глядите, не растеряйтесь!! Ну-ка, вцепитесь в свою палку, и грудь колесом. Вот так, как я…
При свете молний близнецы увидели, как он вышагивает, сильно откинувшись назад, и улыбается, поглядывая на то, что творится в небе и на земле. Они вскинули головы и тоже заметили, что над шоссе летят целые стаи странных безголосых птиц.
— Тряпье! Одежки!.. — прокричал Тант. — Улетают в далекие края, где ни бурь, ни мод, ни шкафов…
Подгоняемые ветром женщины ойкали, хватали, прижимали к себе то, что успели натянуть. Их принялась подталкивать суматошная толпа полупомешанных делопроизводителей и бухгалтеров. Они гонялись за порхающими белыми мотыльками, старались настигнуть листы бумаги. Вспышка молнии — и все торопились окинуть на лету циркуляр взглядом и тут же разочарованно хватали новый, однако никак не могли поймать тот, самый важный, от которого, может быть, зависела их жизнь. Документы из чужих ведомств назойливо липли к их одежде, и бедные чиновники становились похожими на цирковых клоунов. Потуги их выглядели такими же бессмысленными, как и усилия тех спортсменов, что выстроились вереницей и теперь пытались нокаутировать ветер, а также внезапными приемами карате разрубить молнии на части.
Подавая звуковые и световые сигналы, мимо проплыли, словно лодки, перевернутые кверху дном машины. Добро еще, что не угодили с разгона в канаву, где ерзали, копошились пьяницы, которые не могли устоять на ногах. Они подхватывали бутылки, что скатывались к ним с дороги, и, запрокинув головы, выжидали, вдруг
— Здесь становится небезопасно! — воскликнул Тант, обращаясь к Аудрюсу и Угнюсу. — Попробуем пробраться лугами. Как только сверкнет молния, глядите, где тут можно перебраться через канаву.
В лугах уже не было такой толчеи. Только проваливаясь в грязь, как в преисподнюю, шлепали, тащились, с трудом превозмогая ветер, исхлестанные молниями коровы. Ухватив их за рога, на спинах восседали без седла и уздечки зоотехники с фермы, а позади, вцепившись в коровьи хвосты, трусцой бежали доярки в белых халатах.
— Давайте отпустим их, давайте отпустим! — вопили женщины.
— Держите, голубушки, держите! — заходились в крике наездники. — Стадо в ваших руках…
Вслед скоту неслись-катились охапки сена, и по пятам преследовал поросячий визг. Дядя Тант с близнецами, уступая дорогу, свернули на пастбища. И здесь они увидели блуждающий вдалеке неяркий огонек. Кто же это отважился идти против такого сумасшедшего ветра? Наверное, трактор или бульдозер?.. Хотя они в такую бурю легко могут увязнуть в болоте или сорваться в карьер.
Путешественникам захотелось разглядеть поближе этого храбреца, и они направились в ту сторону, наперекор ветру. Вскоре их глазам предстала одиноко бредущая по лугу фигура. Это была женщина, которая спокойно приближалась к ним, прикрыв ладонью какой-то светящийся предмет. Казалось, вокруг ни ветерка, на ней даже не развевалась одежда.
Аудрюс первым узнал Кастуте по ее клетчатой сумке, что висела на руке. Прижав к груди, она осторожно несла кактус, на котором розоватым огоньком светился цветок.
— Рамунас мне подсказал, что вы свернули сюда, — проговорила она с легким придыханием. — Так хотелось показать вам своего питомца… Поглядите, как красиво расцвел! Полюбуйтесь…
Пока они любовались кактусом, передавая горшочек из рук в руки, Кастуте вытащила из сумки все те вещи, которые вернул ее крестник.
— Рамунаса я решила наказать. Все поделю между вами: бинокль — Аудрюсу, часы — Угнюсу, а портсигар — дяде Танту.
— Да ведь я не курю, — хмыкнул Тант.
— И не надо. Я туда уложила пакетики с чаем, в дороге пригодятся.
Дядя Тант открыл портсигар и раздалась мелодичная музыка. Чтобы ее услышать, нужно было позабыть все передряги, заботы, досаду и настроить скрипочку своей души, чтобы она звучала в лад с этим нежным перезвоном. Только тогда можно было почувствовать, какая волшебная эта мелодия. Наверное, так действовала на людей и дудочка Доваса. Даже ветер заслушался и поутих, даже гром перестал греметь. Все потихоньку улеглось, тучи рассеялись, и на востоке ярко засияло красное солнце.
— А теперь я, пожалуй, пойду, — проговорила Кастуте.