Гадание на яблочных семечках
Шрифт:
— Вместе пойдем, — ответил Тант, поцеловав ей руку за портсигар, — только проводим сначала Угнюса и Аудрюса до того Дуба, где расходятся дороги. Пусть каждый выберет свою и отправляется по ней.
Вскоре все они очутились возле точно такого же дуба, который когда-то подарил братьям палочку-посох. Дерево не только обгорело — не стало листьев, ветки пообломались, кора облупилась. Ствол мертвого дуба пещрел инициалами, а на верхушке, куда не всякому забраться, бросалась в глаза вырезанная надпись: «В ДОРОГЕ ПОТЕРЯЕШЬ, ДОМА
— А я бы еще добавила — ДЕЛАЙ ДОБРО И ТЫ НИКОГДА НЕ ПРОПАДЕШЬ, — сказала Кастуте.
— Раньше под этим деревом стоял столб с указателем, — пояснил Тант: — «Налево пойдешь, ранен будешь, направо повернешь, коня потеряешь, прямо пойдешь — вряд ли возвратишься…» Теперь — видите — от указателя ни следа, дорогу заасфальтировали… Только не думайте, будто все дороги одинаковы, вовсе нет…
— А если мы выберем какую-нибудь одну и пойдем по ней вместе? — спросил Аудрюс.
— Не знаю… — засомневался Тант. — Сумей я поделить себя на три части, отправился бы сразу по трем дорогам. Больше увидишь, больше поймешь… Может, хотя бы одной частичке удалось найти счастье. А вы оба как две половинки яблока. Решайте. Только знайте, что, избрав себе один путь, по другому пойти уже не сможете.
— Со мной так часто бывает, — вздохнула Кастуте, — пока найду передник, платок потеряю. Пока разыщу платок, забуду, куда пойти собралась…
Близнецам вспомнилось письмо от Довиле, в котором она советовала им пожить врозь, и они поняли, что Тант тоже предлагает братьям расстаться, поэтому решили выбрать разные дороги.
— Я бы предпочел повернуть направо, — сказал Угнюс. — Коня у меня нет — терять нечего.
— А я пойду прямо, — решился Аудрюс.
Тант одобрительно кивнул.
— Когда случится беда, вспомните, что я вам говорила и что подарила, — напомнила Кастуте. — Часы помогут тебе, Угнюс, сократить скучные минуты и продлят веселые. Только не забывай на них поглядывать. А ты, Аудрюс, береги бинокль. Если на свою беду поглядишь в бинокль наоборот, она покажется тебе не такой уж и большой, ты поймешь, что из-за нее не стоит переживать и терзаться. А когда выпадет самая малюсенькая радость — например, сядет на цветок пчела или устроится на ветке красногрудая пичужка — погляди на них так, чтобы они показались больше…
Близнецы еще раз поблагодарили Кастуте и Танта и тут спохватились, что не решили, кому достанется палочка-посох. Неужели братья переломят ее пополам? Или один присвоит ее себе? Не долго думая, мальчики протянули палку Танту. Пусть она охраняет дядю от челодралей, человралей и всяких челдобреков. А когда Тант устанет от странствий и забредет к Кастуте или куда-нибудь еще, пусть посадит молодой дубок и привяжет палку к нему.
И тут они обнялись так крепко, что ничего другого не оставалось, как расстаться и пойти своей дорогой.
Страна, где очутился Аудрюс, была какая-то необычная. На
Приглядевшись повнимательнее, Аудрюс понял, почему эти странные граждане так недружелюбно на него косятся. По-видимому, их удивляла и даже раздражала нормальная голова пришельца, к тому же ничем не прикрытая.
— Послушай, — обратился к нему какой-то парень, — ты уже не маленький, мог бы и не демонстрировать тут свою несформировавшуюся макушку.
Парень чем-то напоминал Рамунаса, поэтому Аудрюс доверчиво улыбнулся ему и спросил:
— А как я должен ее формировать?
— Носи фуражку нужного размера. Видишь, как я сдавил свою? И каждый день подкручиваю болтик. Теперь уже даже не чувствую, что жмет.
— А зачем это нужно? — не понял Аудрюс.
— Ты что, с луны свалился? Сейчас уменьшишь, зато потом сможешь увеличить. А как же иначе сделаешь карьеру?
— Не доходит до меня, как из крохотного кулачка, — он показал на одного из прохожих, — получается вон такая? — ткнул пальцем в сторону другого, который шагал с двумя провожатыми.
— Ты нарочно меня спрашиваешь! Кто ты вообще такой?
— Я вырос в лесу, — пошутил Аудрюс. — У моего отца, у мамы, у брата — у всех головы как головы.
— Здесь тоже кое у кого такие имеются, но их прячут под фуражками. Чтобы большие могли приказывать, у маленьких не должно быть собственного мнения. В лесу, небось, по-другому… У вас там редко большеголового встретишь.
— Но ты мне толком не объяснил. Как они могут увеличиваться?
— Надувают… Одни говорят, это от похвалы, другие — от жидкости.
— От жидкости?! Какой еще жидкости?
— Как это какой? Обыкновенной. От той, что выпивают.
— Но ведь выпьешь, а потом… опять… выльешь…
— Ага! А ты попробуй подольше не выливать! И голова у тебя станет как тыква.
— Ну, а разве ума от этого прибавится?
— А зачем тебе ум? Знаешь, как люди говорят? Много ума — тощеет сума! Или вот еще: увеличивай макушку — заберешься на верхушку… Кто хочет стать большим, должен сначала побыть маленьким. Ясно тебе?
— Ясно.
— А куда ты направляешься?
— Назад в лес…
— Назад?!. Храбрец ты, однако! У нас даже те, кто идет назад, всем хвалятся, что шагают вперед. Захвати и меня с собой, а?