Гадости для радости ...и по работе
Шрифт:
— Знаете, Червона Никитична, как это выглядит с моей стороны? Как запугивание с целью вымогательства.
06/07
06/07
— Иван. Чего вы от меня хотите?
Гадалка по-прежнему не выглядела испуганной.
Злой, напряженной — да. Но не испуганной. Но впечатления закоренелой преступницы и матерой мошенницы она не производила тоже, поэтому я решил принять ее подачу и перейти к сути моего визита:
— Я хочу, Червона Никитична,
—
Я улыбнулся — не слишком приятно, каюсь.
— Червона Никитична, — повторил с нажимом. — Я хочу, чтобы вы признались Екатерине Романовне, что вы ее обманули. И объяснили, что все ваши прогнозы построены на грамотном сборе и анализе сведений и понимании человеческой психологии.
Гадалка Червона в ответ несколько удивленно приподняла брови:
— Надо же, я ожидала, что вы потребуете вернуть деньги.
— А вы бы вернули? — Живо заинтересовался я.
Она фыркнула:
— Нет, конечно. Если я буду возвращать деньги всем, кому не понравилось, по какому пути идет его судьба, я буду работать бесплатно процентов на пятьдесят-шестьдесят. Эта судьба не нравится уже мне. Что же касается вашей… просьбы касательно моего предсказания Катерине Теплеевой… Нет. Во-первых, ее муж категорически потребовал, чтобы я не приближалась к его жене. И я, в конечно, видала бы его требования в… в хрустальном шаре, но я не бегаю за клиентами. Это мой личный принцип. И во-вторых — я не вру клиентам. Никогда. Это уже принцип профессиональный.
Твою мать. Кажется, я наткнулся на самую неприятную разновидность — прибабашка, которая действительно верит во всю эту мистическую херню. Блаженная дура, да еще и с принципами.
Я покачал головой в последней попытке договориться по-хорошему:
— Червона Никитична, ну вы же производите впечатление договороспособного человека.
— Нет.
— Да, я уже вижу, что погорячился насчет договороспособности…
— Нет!
Что она имеет в виду?
Впрочем, я не стал развивать эту странную тему.
— Послушайте, мне это начинает надоедать. Налицо мошеннические действия и вымогательство. Если будет подано заявление, никакой суд вас не оправдает. Тот факт, что супруги Теплеевы заявление пока не подали, это только вопрос времени и деликатности ситуации. Я пришел сюда не только как представитель закона, но и как близкий родственник пострадавшей в надежде разрешить вопрос миром, но если вы того не желаете…
— И вот живешь ты, такая, условно-усредненная правильная дура, — задумчиво отозвалась Червона… Червона Никитична. — Соблюдаешь профессиональный кодекс, рамки этики и даже налоговое законодательство. А тебя за это — во всех смертных грехах винят. И знаете, что, Иван Романович? Вот сразу же нестерпимо хочется нарушить.
— Что нарушить? — Подобрался я.
— Всё нарушить. Я бы с этических норм
Злость на эту дуру, заигравшуюся в свои сверхъестественные силы, вспыхнула, словно в нее бензинчика плеснули.
— А загипнотизируйте! — Я радостно ощерился в ответ.
— Вы, Иван Романович, дурак? — Гадалка взглянула на меня с жалостью. Атмосфера накалялась. — Одно дело — мечтать нарушить кодекс и нормы. И другое дело — нарушать их.
Она смерила меня взглядом, без слов транслируя недосказанное “из-за какого-то мента”.
— Вы, Червона Никитична, аферистка. Мошенница, статья 159 уголовного кодекса УК РФ. Штраф, принудительные работы либо лишение свободы на срок до двух лет. И если не прекратите морочить голову моей сестре…
— Да не морочу я ей голову! Я ей вообще никаких советов не давала! Только четкий ответ на поставленный ею вопрос! И. Я. Не. Мошенница!
— Ну так докажите же мне это, Червона Никитична. Докажите!
Напряжение между нами можно было резать ножом. В какой-то момент мы встали, и теперь стояли друг напротив друга, разделенные столом. Гадалка стояла неподвижно, но у меня все равно было ощущение, что она покачивается, и кажется, я видел, как начал расплываться её зрачок…
А потом Червона.. Никитична качнулась и сорвалась место куда-то в сторону. Вернулась с ручкой и листом бумаги, обычной, формата А4.
— Пишите! — Рявкнула она злобно, и я ощутил мимолетный укол удовольствия от того, что она тоже в бешенстве и ярости.
Я снисходительно и неприятно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:
— Что писать?
— Пишите! “Расписка”! С новой строки — “Я, Сокольский Иван Романович”, какого вы года рождения? Вот его и пишите! “В здравом уме и твердой памяти даю право Кирилловой Червоне Никитичне применить ко мне ментальное воздействие, тип — гипнотическое внушение”!
Пристроив листок на стол, я писал под ее диктовку, ухмыляясь. Даже зачем-то вставил в расписку (да какая это расписка, Филькина грамота, блин, ни один суд ее не примет), что воздействие разрешено применить однократно.
— Дата! Подпись! — Все также свирепо диктовала мне Кириллова.
Я вывел витиеватый росчерк парафа, протянул ей бумажку.
Ну? Что ты теперь будешь делать? Заигралась ты, дура великовозрастная, в “Сверхъестественное” и “Зачарованных”!
Она взглянула мне в глаза. Опять возникло ощущение, что неподвижно стоящая передо мной женщина — симпатичная, если отбросить в сторону моральные аспекты — покачивается. Зрачки расширились, показалось, что там, в глубине черных провалов, вращаются в водоворотах галактики. В висках давило. А потом она открыла рот.