Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Лоренс Тильда

– Ты ведь собиралась куда

то? – решил сменить тему разговора, пока он не перетек в выяснение отношений на повышенных тонах.

– На мост, – ответила Аманда.

Не видела смысла скрывать. Кто его знает, этого Эванса. Вдруг ему вздумается потащиться за ней. Она идет пешком, он едет на машине. Оторваться от него она все равно не сможет, как бы ни старалась.

– На мост? – удивленно переспросил он. – Что ты там делать собралась?

– Не поверишь, утопиться, – фыркнула Аманда, потрясая в воздухе пустой упаковкой из

под кофейного напитка. – Вот перед смертью решила кофейку

попить. Думаю, после выпитого кофе мне будет легче попрощаться с этим миром.

– Ты серьезно? – выдал пораженно.

Аманда посмотрела на него, как на умалишенного, постучала пальцем по лбу, искривив губы в ухмылке.

– Идиот, – процедила беззлобно.

Продолжения разговора явно не намечалось, потому девушка обошла Эванса, выбросила пустой стакан в мусорку и, сунув руки в карманы, зашагала к мосту.

В наушниках пели про жизнь под дулом пистолета. Девушка подумала, что это не так уж и далеко от истины. Она все время жила, словно под прицелом.

Во всяком случае, ей так казалось.

Глава 15. Хрупкое счастье.

«Сегодня около полудня в одной из школ нашего города произошло трагическое событие…

Жертвами стали…

Вооруженное нападение было организовано тремя старшеклассниками, решившими…

Преступников удалось задержать в рекордно

короткие сроки. Сейчас они уже дают признательные показания. Вины своей не отрицают…»

Ланц щелкнул кнопкой пульта. Он не мог больше слушать это. Не мог смотреть на то, что творилось на экране, потому что несколько часов назад сам был непосредственным участником трагических событий, развернувшихся на территории школы.

Он никогда не верил, что умеет плакать. Казалось, что у него атрофировано все чувства, под влиянием которых можно залиться слезами, но сегодня он был сам не свой. Если бы раньше кто

то сказал, что из глаз Дитриха Ланца скатится хоть одна слезинка, он рассмеялся бы в лицо этому шутнику и заявил, что все его заявления надуманны и необоснованны. Но сейчас он понимал, что это не шутка. Еще несколько часов назад он захлебывался собственным криком и слезами, он был, словно безумный, потому что остался один.

Её не стало.

Она умерла.

Умерла у него на руках, закрыв его собой.

*

С утра ничто не предвещало беды. Этот день ничем не отличался от других учебных дней. Та же школа, те же лица вокруг, те же предметы в расписании. Утром они вместе вышли из дома, держась за руки. В последнее время они вели себя как

то чересчур нежно в отношении друг друга. Странно, но Дитриха это совсем не отталкивало. Впервые он готов был поверить утверждению, что любовь меняет человека в лучшую сторону. Ему казалось, что с Люси он значительно преображается и становится самим собой. Таким, каким должен быть, а не таким, каким сделала его Гретхен.

Все могло закончиться ещё тогда, после их первой ночи. Дитрих и сам понимал, что секс – это совсем не повод для продолжения отношений, к тому же все прошло как

то странно. Совсем не по плану. Он заранее продумывал все, понимал, что однажды это случится, вечно откладывать

не получится. Но и не думал, что все будет настолько спонтанно и непродуманно. Когда страсть захватывает с головой, а после того, как все закончится, остается лишь чувство омерзения, будто в грязи искупался. И хочется только одного – поскорее избавиться от человека, что лежит рядом. Его улыбка, как бритва по запястью, от нее не становится тепло, наоборот веет холодом. Не видеть, не слышать, скрыться. Или же указать на дверь этому человеку. Так всегда было с Гретхен, которую Дитрих, как ему сейчас казалось, не то, что недолюбливал, а просто на дух не переносил.

С Люси все получилось иначе. Неожиданно. Ошеломительно. И очень нежно.

Да, именно так. Чувства всегда ценились высоко. Для Дитриха, считавшего, что он чувствовать, в принципе, не умеет, они виделись бесценными. Это было так странно испытывать теплые чувства к практически чужому человеку. Ланц мог бы решить, что попросту болен, не зная о существовании такого чувства, как любовь. А сейчас он прекрасно понимал, что влюбился, и именно влюбленность делает его другим человеком.

Утром Паркер маячил у калитки, но при этом выходить на улицу не спешил, хотя на плече болталась сумка. Создавал видимость, что собирается в школу. На деле, даже не думал туда идти, что и подтвердил, когда Люси задала ему вопрос относительно планов на день. Эшли подарил ей свою фирменную улыбочку и заявил на полном серьезе:

– Не пойду в школу. Там скучно.

Дитрих не мог не заметить, как стушевался Эшли, увидев их вместе. Вполне возможно, для него уже не был секретом их переход на новый уровень отношений. Паркер в этом плане был на редкость проницательным. Сомнительный, талант, конечно, знать, кто, чем, с кем занимается. Впрочем, все ту же жуткую звукоизоляцию, а, точнее, её почти полное отсутствие никто не отменял. И окна напротив… Ланц не думал, что Паркер целенаправленно просиживает дни и ночи возле окна с биноклем в руках, просто он мог заметить, однажды. Стать невольным свидетелем, потом уже сделать выводы.

Они с Люси часто целовались. Просто так, без особой на то причины. Это было приятно. Не простое прикосновение, а способ продемонстрировать свои чувства. Когда

то Дитриху это казалось глупым. Он не очень любил поцелуи, они тоже казались ему слишком растиражированным способом доказательства чувств. А когда чего

то много, начинается отторжение. Вот потому его и не привлекала такая перспектива.

Гретхен часто пыталась ластиться к нему. Сама в школе подходила, обнимала, прижималась, что

то шептала на ухо, пытаясь настроить на нужный лад. Он делал вид, что не понимает намеков. Гретхен обижалась и уходила, если была не в настроении. Когда была в ударе, обычно снисходила до просьб. Часто Дитрих отказывал. Просил оставить его в покое. Девушка закатывала очередной скандал, лейтмотивом которого была фраза: «Ты не любишь меня». Он равнодушно кивал, подтверждая. Да, не любит. Никогда не любил, и менять что

то в его планы не входит. Гретхен изображала оскорбленную невинность, убегала в слезах. Слезы её тоже были ненастоящими, словно глицерин, что закапывают себе в глаза актеры, только бы заплакать в нужный момент.