Гадюки в сиропе или Научи меня любить
Шрифт:
Дитрих улыбнулся, представляя себе Люси в детстве.
– А расскажи, каким ты была ребенком, – попросил неожиданно.
Люси задумалась, а потом выдала решительно:
– Чересчур активным. А ещё у меня всегда были хомячьи щечки.
Она засмеялась. Она немного стеснялась своей внешности, понимая, что до победительницы конкурса «мисс Вселенная», как пешком до Парижа. Да и вообще вокруг полно красивых девушек, рядом с которыми она смотрится миленькой, но конкуренцию не составляет.
– Замечательные.
– Щечки?
– Они.
– Ты – первый, кому они понравились. Обычно мне
– Твой партнер по фигурному катанию?
– Он самый.
– Забудь о нем. Он – просто идиот, который ничего не смыслит в женской красоте.
– Стараюсь, – отозвалась Люси.
В голосе у нее появилось больше жизнерадостных ноток. Она даже покраснела немного, но Дитрих этого не заметил. В комнате было темно, даже ночник никто зажигать не стал. В кромешной темноте было забавно разговаривать. Вроде бы знакомый человек, которого знаешь определенное количество времени, но в то же время у темноты есть свое преимущество, а, может, наоборот, слабая сторона. В темноте не разглядеть эмоций. Все они выражаются в интонациях, голосом. А жесты, мимика – все это остается в стороне.
По голосу можно различить, где ложь, а где правда. Но сделать это сложнее. Ведь нет возможности заглянуть собеседнику в глаза, увидеть его реакцию.
– Откроем окно? – повторно внесла предложение девушка.
– Мы можем выйти на улицу.
– И ты не боишься? Мне показалось, что ты опасаешься излишнего холода.
– Припоминаешь мне мороженое?
– Именно.
– Ты была права. На морозе оно гораздо вкуснее.
– О, да.
– Особенно, если угощают таким способом.
Люси улыбнулась, услышав в темноте шаги. Ланц, явно, приближался к ней.
Интуиция не подвела. Через пару секунд её руки коснулась чужая ладонь. Дитрих забрался на подоконник, прижавшись спиной к стеклу. Теперь Люси могла смотреть ему в лицо, а не просто ориентироваться по голосу.
Он был рядом с ней. Это вселяло надежду на светлое будущее.
– Я люблю тебя, – неожиданно произнес он.
Второй раз за время их знакомства. На этот раз в голосе совсем не было неуверенности. Ланц не сомневался, что говорит правду.
Люси на этот раз тоже не сомневалась.
– Идем на улицу, – предложила она, немного стушевавшись от этих простых слов, произнесенных в её адрес.
По идее нужно было ответить ему тем же. Сказать, что она тоже его любит, но Люси почему
то промолчала. Не потому, что сомнения одолевали. Девушка не сомневалась в своих чувствах, просто не могла произнести три главных слова прямо сейчас. У нее была уверенность, что у нее ещё будет время сказать о своей любви. Много
много возможностей, которые она не упустит.
– Да, идём, – отозвался Ланц, немного расстроенный тем, что не получил ответа на свое признание.
Он был уверен, что Люси его любит. Но что ей мешало сказать об этом?
Впрочем, какая разница? Главное то, что она рядом с ним. Сейчас. И будет рядом завтра. И ещё много
много лет подряд. Пока смерть не разлучит их…
Дождь усиливался и даже не думал прекращаться. Он стучал по
темное без единой звездочки.
Дитрих в дождливые дни предпочитал сидеть дома, носа на улицу не показывая, но сейчас все в его жизни становилось с ног на голову. Он начинал переосмысливать все, что происходило раньше, и временами приходил к выводу, что скотина он порядочная. Угрызений совести он по этому поводу не испытывал. Понимал, что люди обычно становятся такими под влиянием среды. Либо система человеческого общества давит его, либо он давит систему. Вот Дитрих и предпочитал давить, а не быть раздавленным. Он с трудом представлял себя частью общества. Ему хотелось жить обособленно, независимо, не ориентируясь на мнения других людей. Самому строить свою судьбу, а не оглядываться на посторонних, кто для него ничего не значит. Он с самого детства был крайне наблюдательным, подмечал все тонкости, вот и пришел к выводу, что в жизни ни на кого полагаться нельзя. Только на себя.
Впрочем, теперь его убеждения были подвержены сомнению. Ланц не собирался ломать себя полностью, просто в голову закрадывались сомнения, что на деле он – совсем не сволочь. Это просто одна из его масок, которую он примерял, стараясь отгородиться от излишне назойливых особей, что окружали его в старой школе.
Переживали новое рождения и его взгляды на романтическую сторону жизни.
Он знал немало романтических фильмов, где неотъемлемой частью проявления теплых чувств были поцелуи под дождем. Подобные сцены вызывали у Дитриха только скептическую усмешку. Никакой романтики в сомнительном действе он не видел.
Что толку объяснять девушке, что реальная жизнь и съемочная площадка – вещи разные? Актеры, отыграв свою сцену, моментально разбегутся по гримеркам, сменят одежду, высушат волосы феном, и будут отогреваться в теплом помещении. Вполне возможно, что и водой их обольют теплой. В жизни так и придется идти по улице в противно прилипающей к телу одежде. Стучать зубами от холода, слушать хлюпанье воды в ботинках. И, правда, что может быть прекраснее?
Он всегда стремился к комфорту, да и внешним видом своим был озадачен. Дитриху во всем хотелось быть идеальным. А идеалы не ходят в мокрой одежде и не хлюпают носом. Они всегда здоровы, бодры, красивы и опрятны. Не всегда веселы, но это уже их личное дело. Настроение – штука непостоянная.
Но в тот вечер он сам же против своих принципов и пошел. Сам поцеловал Люси. Схватив за руку, развернул её лицом к себе, некоторое время смотрел на её удивленное лицо, затем прижался к её губам в требовательном поцелуе. Некоторое время она не отвечала. Давала знать о себе некая растерянность. Люси почему
то казалось блажью все происходящее, а, может, миражом. Она любила дождь, но поцелуи под дождем чем
то привлекательным тоже не считала.
Капли стекали по их лицам, по волосам, промочили одежду, а Ланц все равно стоял посреди двора, прижимая к себе хрупкую фигурку. Капли дождя стекали по лицу девушки, поднятому к небу, теряясь под воротом водолазки. На губах был привкус дождевых капель, немного сладковатых. В воздухе пахло свежестью…