Гадюки в сиропе или Научи меня любить
Шрифт:
Все же Грант была рада тому, что Ланц ушел в другую школу. Так было спокойнее. В первую очередь, выгоду девушка видела для себя. Находясь вдали от человека, к которому испытываешь симпатию, невозможно долго поддерживать в душе чувства. Рано или поздно они угаснут. Произойдет это гораздо быстрее, чем в случае, когда постоянно видишь человека перед собой, хочется протянуть к нему руку, и ты это делаешь. А он в ответ смотрит на тебя непонимающим взглядом. После говорит, что ничего не получится. Удаляется, оставив того, кто признался в любви, в расстроенных чувствах. Она не сомневалась, была уверена на сто процентов в отказе Дитриха. Он слишком зациклился на своих чувствах к Люси, он готов был убить за нее, никого, кроме Лайтвуд не замечал. Даже сейчас, когда Люси уже не было, Ланц оставался верен своим идеалам.
Первая
то придерживается мнения, что только она и является настоящей. Аманда склонна была верить этому утверждению.
Дитрих любил Люси больше, чем кого
либо. И вряд ли сможет полюбить кого
то так же сильно, как её.
Впрочем…
Аманда тяжело вздохнула, отгоняя от себя дурные мысли. Какая ей разница? Сможет он её полюбить или не сможет. Он никогда даже не узнает о её чувствах, потому что она ему не признается. А больше никто и не знает. Эштона нет, откровенничать не с кем. Своим одноклассникам она душу не открывает, ученикам из параллельного класса тем паче. Они ей чужие, а с чужими людьми секретами не делятся.
Никогда она не скажет Ланцу, что он ей нравится. Да и какова вероятность вновь встретить его просто так, без особой на то причины? Случайно столкнуться в городе, как было тогда? Вполне вероятно, что они больше никогда не встретятся, и те короткие встречи были единичным случаем…
Каблуки стучали по асфальту. Было немного непривычно передвигаться на них. Аманда отвыкла от обуви на высоченных каблуках. Отчего
то считала, что это совсем не её стиль. Ей он идет, как корове седло, потому лучше и не рисковать. Но сейчас, ловя на себе восторженные взгляды окружающих, понимала, что одежда иная, не похожая на ту, что она носила в последнее время, ей к лицу. И каблуки, и женственные блузки, и юбки. Очки ей тоже к лицу, в строгой оправе, без вычурности, солнцезащитные, с серыми стеклами. Девушка подумала, что раньше она преимущественно так и одевалась. Тогда ею тоже восхищались, отмечая чувство стиля. После происшествия с Аликом, она перестала одеваться, как леди. Превратилась из яркой бабочки в серую моль. Сейчас снова пыталась вернуться к прежней жизни. Вот только волосы перекрашивать не собиралась. Ей нравилось быть брюнеткой. Удивительное дело, но темный цвет волос придавал девушке больше решимости. Блондинкой она чувствовала себя уязвимой. Брюнеткой готова была сражаться с обстоятельствами.
Противоречивое чувство, немного глупое. Аманда сама себя не понимала, но все равно не спешила наносить визит стилистам. Достаточно жизнеспособной казалась идея о том, что светлые волосы напоминали об Эштоне, потому и хотелось забиться под крылышко к кому
то. Так, глядя в зеркало, она видела другого человека, не ассоциировала себя с покойным братом, оттого и жить было легче.
Сидя на лавочке в парке, Аманда пила диетическую колу через трубочку, время от времени перелистывала страницы книги, которая ей не особо нравилась, но которую она давно пообещала себе прочитать. Мрачная книга, наполненная мерзкими подробностями из жизни низших слоев, маргиналов. Людей, что не имеют будущего. Тех, что сами себе все пути к отступлению отрезали. Обычно девушка дочитывала все от первой до последней страницы, но в этот раз не удержалась, да и заглянула в конец, находясь приблизительно на середине. Странно было увидеть счастливый финал. Почему
то он Аманду разочаровал. В конце концов, она решила, что просто не поняла авторского замысла, оттого и разочарована в произведении.
Достав из бумажного пакета рогалик с кунжутом, Аманда разломила его на две части, с наслаждением вдохнув запах свежей сдобы. Давно она не получала удовольствия от таких обыденных вещей, как еда, прогулки по городу, красивые пейзажи или разговоры с людьми, которые разделяют её интересы.
Атмосфера любви и заботы недолго царила в их семье. Вскоре все вернулось на круги своя. Старшее поколение Грантов благополучно позабыло о существовании дочери, вновь вплотную занялось своими делами. Аманда оказалась в одиночестве. Но её этот факт не угнетал. Она и так понимала, что заботой её окружать будут недолго. Как только страсти поутихнут, переживания улягутся, родители вновь станут самими собой. Она снова будет ходить по дому незамеченной, а они забудут о ребенке, и погрузятся с головой в свои заботы.
Нет
нет, да и проскальзывала предательская мыслишка, что, несмотря на самостоятельность, ей хочется чувствовать себя нужной. Хочется, чтобы родители вели себя с ней так, как ведут себя другие родители со своими чадами. Хотя бы иногда обращали внимание и интересовались делами дочери, а не равнодушно проходили мимо, даже о самочувствии не осведомляясь. Если ходит по коридорам, значит жива. Все прекрасно. Можно не беспокоиться.
Девушке иногда казалось, что родители забыли о её существовании. Она им никто, оттого они относятся столь наплевательски. Оба вспоминали о детях лишь в те моменты, когда случались форс
мажоры. Что с ней, что с Эштоном. В остальное время можно было хоть чечетку отбивать, стоя на перилах балкона, она не удостоили бы сие действо своим вниманием. Сорвись она вниз – да, спокойно станцуй – нет.
Когда Сара успокаивала её, Аманде показалось, что материнские чувства все же имеют место быть, но сейчас уже очень в этом сомневалась. Вероятно, стресс дал о себе знать, вот женщина и позволила себе немного нежности. С тех пор ничего подобного не повторялось.
Аманда с горечью вспоминала свое детство. Она росла, как сорняк под забором. Сама по себе, можно сказать. Родители не уделяли им с Эштоном должного внимания. Казалось, что дети им совсем не нужны. Возможно, так все и было. Сара никогда не говорила, что дети желанные, что мечтала она о радостях материнства всю жизнь. Ничего такого и не было. Да, она забеременела. Возможность родить и обеспечить детям достойное будущее имелась, вот женщина и не стала откладывать это дело в долгий ящик. Родила близнецов, но никакого трепета не испытывала. Она вообще чувствовала себя так, будто с ней что
то страшное произошло. Никакой радости, никакого восхищения. Все обыденно, но в то же время пугающе. Потому как ответственность, немалая при том.
Воспитательный процесс её тоже на подвиги не вдохновил. Дети так и остались чем
то вроде игрушки. Занятной, но быстро надоевшей. Женщина быстро от них отделалась, переложив всю ответственность на своих помощниц. Няни справлялись со своей задачей гораздо лучше биологической матери.
Уже тогда Аманде казался несправедливым такой расклад. Почему чужие люди становятся ей роднее и ближе, чем те, в чьих жилах течет такая же, как у нее кровь? Где справедливость в этом мире? Почему няня, а не родная мать поит их по утрам какао и кормит завтраками, почему она собирает в школу, гладит вещи, плетет ей косички, а Эштона просто причесывает? Чем в это время занимается Сара? Ответ был очевиден. Тратит деньги на себя любимую. Наверняка, бегая по магазинам, ни разу не заглянула в отдел, торгующий детскими игрушками, не задумалась о том, что близнецам было бы приятно получить от нее хоть небольшой, но все же знак внимания.
Аманда всегда уделяла внимание мелочам, сейчас это ощущалось особенно остро.
Семья, дом, совместный быт. Девушка думала об этом все чаще. Хотела избавиться от назойливых мыслей, но у нее не получалось.
Часто ловила себя на мысли, что своя семья ей нужна лишь для того, чтобы доказать не окружающим, а себе, что она построит свою жизнь иначе. Не так, как мать. Её собственные дети не будут сидеть в одиночестве, не будут задаваться вопросом, где находится их мама в данный момент и как скоро она вернется. И плакать так часто не будут, потому что она сможет окружить их своей заботой, подарить столько любви, сколько им необходимо. Она даст своим детям все, только бы они не чувствовали себя ущемленными. Как когда
то она с Эштоном.
Откусив немного от рогалика, девушка неосознанно начала отщипывать от него маленькие кусочки. Бросала крошки голубям, почуявшим угощение и теперь слетавшимся к её скамейке.
Аппетита почти не было. Запах у сдобы был потрясающим, вкус ещё лучше. Но Аманда в последнее время, кажется, разучилась нормально есть. Она наедалась маленькими порциями, голода почти не чувствовала. Девушка удивлялась. Была уверена, что, бросив курить, начнет усиленно налегать на еду, но на деле почти потеряла аппетит.