Гадюки в сиропе или Научи меня любить
Шрифт:
то между Эшли и его сестрой произошло. Что именно – предстояло выяснить.
Поднявшись наверх, Ланц распахнул настежь окно, запустив в комнату холодный воздух. Паркер по традиции в это время стоял и курил, сбрасывая пепел на землю. Увидев в окне напротив недовольное лицо одноклассника, многозначительно хмыкнул и снова уставился вниз, как будто отслеживал траекторию полета пепла со своей сигареты.
– Эй, фонарный столб, с тобой можно поговорить? – довольно невежливо обратился к нему Дитрих.
Паркер выгнул бровь и спросил, на время вытащив изо рта сигарету:
– Ты
– А ты видишь здесь ещё кого
то?
– Только добермана в соседнем окне. Больше никого.
Пропустив мимо ушей это замечание, Дитрих поинтересовался:
– Скажи мне, что случилось у вас с Керри сегодня днём?
– Тебе честно ответить? Или соврать?
– Говори правду, – помрачнел Ланц. – Как
нибудь переживу. Мне просто важно знать, что послужило точкой отсчета. Но учти, если ты скажешь что
то, что мне не понравится, я тебя с землей сравняю. Это ясно?
– Ясно, – ухмыльнулся Паркер. – Ничего особенного я не делал. Просто поцеловал твою сестру.
– И всё?
Ланц отказывался в это верить. Причина была глупой, даже бредовой. Какой смысл девушке плакать, если её просто
напросто поцеловали? Нет, конечно, как вариант можно было рассматривать то, что Керри испугалась его реакции на свой поступок, но… Этот вариант был не менее бредовым, чем предыдущий. В конце концов, Керри никогда не зависела от его мнения, совершая только те поступки, которые ей самой казались верными. Дарк была девушкой здравомыслящей, и в самое пекло никогда не бросалась, не узнав предварительно о возможных путях отступления.
– Ну да, – кивнул Паркер. – А какая тебе, собственно, разница?
– Знаешь, я, конечно, ничего в ваших отношениях не смыслю… Честно признаться, и желания у меня никакого нет, с этим разбираться. Тем не менее, меня очень заботит поведение Керри. Сегодня днем она закрылась у себя в комнате и до сих пор оттуда не вышла. На мои вопросы она отвечать отказывается и говорит, что всё хорошо, но я же знаю, какая Керри, когда ей хорошо. И какая она в моменты, когда ей так, как… сейчас, – подобрал наиболее подходящее к ситуации слово Ланц.
– А от меня ты чего хочешь?
– Если она не хочет разговаривать со мной, возможно, с тобой она поговорит?
– Ты уверен, что это хорошая идея?
– Я ни в чем не уверен. Но меня бесит хнычущая девка в доме. У меня завтра свидание и я хочу выглядеть элегантно, а не как привидение. Однако если я всю ночь буду думать о том, что гложет мою сестру, завтра я буду именно, как привидение!
– Свидание… – издевательски протянул Паркер. – Отбиваешь у меня Люси, доберман?
– В любой другой ситуации я бы ответил, но сейчас нет никакого желания пререкаться, – фыркнул Ланц. – К тому же Люси совсем не твоя. Подойдешь к ней ближе, чем на километр переломаю тебе те спички, что ты условно называешь ногами.
– Ноги, как ноги, – хмыкнул Паркер. – Модельные, можно сказать. Меня хоть сейчас можно на подиум выпускать.
– Кончай самолюбованием заниматься. Я тебя, как человека прошу с моей сестрой поговорить, а ты несешь непонятную ересь и пытаешься меня запутать.
– С таким отношением к жизни поседеешь раньше времени.
–
таки перестанешь косить под идиота и согласишься поговорить с моей сестрой?
– Хорошо, я поговорю, – затушив окурок о пепельницу, произнес Эшли. – Смотри, не захлопни окно у меня перед носом, а то с тебя станется. Я совсем не уверен в том, что ты будешь рад увидеть меня в своей комнате.
– Что? – переспросил Дитрих, запутавшись окончательно.
Паркер не ответил, он запрыгнул на подоконник, приноровился и шагнул на ветку, которая тут же подозрительно закачалась. Дитрих решил, что у соседа окончательно поехала крыша, если он собрался зимой перейти из одного окна в другое, проигнорировав нормальный способ пройти по улице от своего дома к чужому.
– Перед тем, как сделать шаг, ты забыл сделать одну важную вещь, – прокомментировал поступок соседа Ланц, наблюдая за тем, как самопровозглашенная модель идет по ветке, время от времени пригибаясь, чтобы не цепляться макушкой за ветки.
Своей привычке Паркер, конечно, не изменял. На нем вновь было все черное. Начиная от кенгурушки с капюшоном и заканчивая обувью.
– Какую? – процедил Эшли сквозь зубы.
Он сейчас думал лишь о том, как не навернуться вниз головой и не остаться лежать на земле. Было интересно попробовать, что же чувствовал Ланц, балансируя на ветке. Теперь, когда эксперимент был проведен, можно было с уверенностью утверждать, ничего хорошего. Видимо, тоже думал, как не упасть.
– Оставить записку с текстом «в моей смерти прошу никого не винить». Зная о нашей вражде, многие могут подумать, что это я стал виновником твоей трагической гибели.
– Закрой рот, – пожелали ему недовольно.
– Как скажешь, сосед, – ерничая, произнес Дитрих.
Он сейчас со всем готов был согласиться, даже польку
бабочку в балетной пачке сплясать, только бы Паркер добился хоть какого
то результата в переговорах с Керри и заставил выйти её из комнаты.
Эшли старательно делал вид, что ничего выдающегося не происходит. Почти каждый его день проходит в подобных развлечениях. Он только и делает, что скачет по деревьям, изображая из себя белку
летягу, и больше никаких забот в его жизни не существует.
Подошвы дурацких кед скользили по веткам, и время от времени ему хотелось заорать благим матом, но вместо этого он улыбался ещё шире и шагал дальше. Когда перед ним замаячил подоконник чужого окна, вся жизнь пронеслась перед глазами, и Паркер не сдержал вздоха облегчения. Он все
таки дошел и не упал! Это было самой лучшей новостью дня. Нет, даже не так. Это было лучшим событием недели.
Но окончательно оцепенение с него сошло лишь в тот момент, когда он ступил на устойчивый подоконник, и перед глазами перестали всплывать картины одна страшнее другой. Эшли спустился с подоконника и по привычке осмотрелся по сторонам. В комнате был просто феерический бардак. Везде валялись вещи, обувь, расчески, учебники с тетрадками, журналы сомнительного содержания с полуобнаженными моделями на обложке и прочий, несистематизированный хлам.