Гадюки в сиропе или Научи меня любить
Шрифт:
– Связано непосредственно с тем, что произошло между нами?
– Да.
– Тогда? Сейчас?
– Тогда. Поцелуй просто послужил чем
то вроде спускового крючка. Он окончательно расставил все по своим местам, и я поняла, что это всё было глупо. Нельзя вот так просто относиться к людям, которые оказываются в твоей постели.
– А раньше ты этого не знала? – хмыкнул Паркер, в очередной раз не удержавшись от колкости.
Женская логика, как всегда, была восхитительна.
Сначала девушка бросается словами на ветер, заявляет о своей любви, а теперь сама говорит, что нельзя
то испытывать. Желательно, чтобы эти чувства были далеки от отвращения.
Есть в них правда. Но неужели до этого дня Керри, действительно, ни о чем подобном не догадывалась? Паркер отказывался в это верить. Чем больше времени он проводил рядом с девушкой, тем явственнее перед ним открывалась картина, что Дарк – не пустышка, а вполне умная девушка, со своими принципами и взглядами на жизнь. После всего этого хотелось просто встряхнуть её за плечи и спросить: «Какого черта?». Зачем она тогда полезла к нему, если такая принципиальная и трепетная? Если ей хочется секса по любви, а не банального перепиха в грязном туалете? Тут все возможные варианты меркли. Разумного объяснения Паркер не находил, а оправдание «захотелось острых ощущений» отмел, как класс. Не вязалось оно с образом Керри. Совершенно не вязалось.
– Знала. Всегда знала. Просто тогда эмоции одержали победу над разумом, и я решила, что это будет довольно смелым поступком. Мне казалось, что я должна это сделать. Вот просто так, без особых на то причин, чтобы потом вспоминать и думать, что я хоть в чем
то его переиграла. Если он не сумел оценить, то не ему и награда.
– Ты говоришь нереальными загадками, которые я при всем желании понять не смогу, – произнес Паркер, вздохнув.
– И да, на самом деле, наверное, подошел бы любой парень. Кто угодно, кроме самого Курта.
– Такое чувство, что мы сейчас о потере невинности говорим, – вздохнув, выпалил Паркер. – Но ведь мы…
По тому, как похолодели руки девушки, почти мгновенно остывая, и как в мгновение ока побелели её щеки, Паркер понял, что попал в точку. Правда, у него это открытие в голове никак не желало укладываться, а мысли, до этого момента упорядоченные, начали отплясывать внутри черепной коробки невообразимый, дикий канкан.
– Мы что, правда, о ней говорим? – обреченно выдал он, искренне надеясь, что ошибается.
– Да, – согласно кивнула девушка.
Руки у неё по
прежнему, были холодными, и на лице ни кровинки. Только меловая бледность.
Это обстоятельство, конечно, ставило все с ног на голову, накладывая ответственность на обоих участников процесса. Не только на Керри, но и на Эшли. По всему выходило, что Дитрих все же не зря съездил ему по физиономии. За дело.
– И?
– И ничего, – развела она руками. – Наверное, у нас ничего не получилось тогда. Но второй раз мне проверять как
то не хочется, потому что было больно и неприятно. Очень больно и очень неприятно, – повторила уже, скорее, для себя.
– То есть получается, что фактически ты еще девственница? – спросил Паркер.
Разговаривать на подобную тему было довольно странно. Если бы раньше ему сказали, что он будет обсуждать с девушкой тему её невинности,
– Не знаю, – честно ответила Керри. – Может, да. Может, нет. Я же говорю, что было очень больно, а говорят, что это прямо адски в первый раз. Но крови не было, это тоже своего рода показатель. Но я точно сказать не могу. У некоторых она не с первого раза рвется, у других вообще её нет, и какой случай мой, мне неизвестно. В любом случае, мне кажется, что больше мне ничего такого не захочется. Никогда.
– Всё
таки ты дура, – вздохнул Эшли. – Это было с твоей стороны не просто глупо. Это было ужасно глупо. Не знаю… Ты бы еще вышла вечерком в темную подворотню, да крикнула нечто вроде: «Никто не хочет перепихнуться?». Представь, какой контингент к тебе сбежался бы? Школьные дискотеки не многим лучше подобных подворотен, хочу тебе сказать. Если бы ты нарвалась на какого
нибудь безбашенного урода… Ты хотела бы, чтобы твоим первым стал какой
нибудь угашенный мудак?
Последний вопрос Паркер произнес слишком громко, потому что уже в следующий момент дверь комнаты распахнулась настежь, явив миру Дитриха с вытаращенными глазами. Он выглядел так, словно ему на голову только что свалилось нечто громоздкое и очень тяжелое, отчего он ещё долго не может оправиться.
– В каком смысле первым? – выпалил он.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнула в ответ Керри.
– Я хочу знать, какого черта вы тут говорите о…
– Потому что твоя сестра – девственница, – хмыкнул Паркер. – Наверное, раз уж я так облажался.
– Заткнись! – в своей любимой манере выпалил Ланц, глядя на него горящими от гнева глазами.
– Слушай, а ведь ты мне реально за дело вмазал, – продолжал бесить соседа Эшли. – Только почему
то сам теперь удивляешься. Не знал? Умело притворялся?
– Заткнись! – повторил Ланц и, ухватив девушку за запястье, потащил её в коридор.
Тащил недолго, толкнув к стене, оперся ладонями по обе стороны от головы девушки, не давая ей возможности выскользнуть из импровизированной ловушки, и прошипел:
– Как прикажешь понимать это всё?
– Как хочешь, – отозвалась Дарк, не желавшая посвящать брата в тонкости своей личной жизни.
– Нет, ты мне все
таки объясни, по какому праву Курт сначала говорит всей школе, что у вас уже все было, и ты даже не сопротивляешься распространению этих слухов, а теперь выясняется, что ничего у вас не было, а он – просто трепло. Знаешь, на твоем месте я набил бы ему морду в тот момент, как только он открыл рот и позволил себе…
– Я разрешила, – прервала его Керри.
– Что? – Дитрих замолчал на полуслове, услышав сие бредовое заявление.
– Я разрешила ему сказать, что все было. Так нужно.
– Кому? Павлину твоему ощипанному, который цены себе не сложит, а на деле и евроцента не стоит?
– Не говори так о нём! – вспыхнула девушка.
– Буду говорить, что хочу и как хочу. Я ненавижу твоего Курта. Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не лила слезы в подушку, от того, что он вытирает об тебя ноги. А ты почему