Галактический глюк

Калугин Алексей Александрович

– Насколько я понял, Леопольдо нужна не программа, а оригинал Устава.

– Для того, чтобы на законных основаниях низложить Великого Магистра, – Савва сделал паузу и, призывая к вниманию, поднял указательный палец. – После чего он сам получит доступ к нейропроцессорному серверу.

Вениамин крепко задумался. Интересно, во сколько оценил бы Фредриксон возможность того, что Вир-Щипки ведут двойную игру?

– Нам пора, – напомнил ИскИн.

Вениамин вроде как с сожалением развел руками:

– Если опоздаем на смену, то так и не узнаем, что таит в себе плюшевый ежик, которого Жан-Мари считать таковым отказывается наотрез. Поэтому, – Обвалов поднялся со стула, – дамы и господа, как говорится, позвольте откланяться, –

Савва хотел было что-то сказать, но Вениамин опередил его: – Вернемся к этому разговору после того, как найдем мемори-чип с Уставом, – он улыбнулся. – Все не так уж плохо, друзья мои. У нас еще целый день в запасе.

Глава 23

О том, какой переполох учинили в космопорту два ИскИна, как Канищефф впервые взял в руки автомат и что нашел Вениамин внутри плюшевого ежика

Каждый истинный оллариушник имеет право продвигаться по лестнице положений в Ордене.

Устав Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника.Изначальный вариант. Раздел «О продвижении»

Настроение у Вениамина было не самое лучшее – он лишь отмахнулся, когда Канищефф принялся донимать его вопросами насчет того, светит ли человечеству светлое будущее, и ежели светит, то почему не греет? Обвалов старался, но никак не мог избавиться от сомнений, что заронили в его душу Вир-Щипки. Не было ничего странного в том, что две спецслужбы, подчиняющиеся разным ведомствам и нередко конкурирующие между собой, действовали на Веритасе крайне несогласованно. Операции, проводимые на планетах, не входящих в Галактическую Лигу, вполне традиционно разрабатывались в строжайшей тайне. Тем более что Федеральное контрольное управление готовило ни много ни мало, а дворцовый переворот, в результате которого во главе Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника должен был оказаться их агент. Но то, каким образом Сяо Леопольдо собирался отстранить Великого Магистра Ги Циковского от власти, казалось Обвалову весьма странным. Он бы на месте Сяо уж точно действовал по-иному. Политическое убийство – это грубо и неэстетично. Куда изящнее и благороднее было бы нарыть на Ги Циковского компромат. Не найдется ничего достойного внимания – так самому состряпать. Как мило было бы подсунуть в кровать Великому Магистру несовершеннолетнюю девочку. А еще лучше – мальчика. О, на этом оборвалась карьера не одного политического деятеля, мечтавшего покорить заоблачные высоты! Хотя, с другой стороны, Сяо Леопольдо лучше знал ситуацию, сложившуюся в верхних эшелонах власти Ордена. А познания Вениамина в теологии ограничивались обязательным курсом лекций «Традиционные религии и их современная интерпретация», из которого он вынес лишь не поддающиеся рациональному объяснению любовь и уважение к святому Эвангелосу Одиссею Папатанассиусу и фразу о том, что религия – это опиум для народа. Так, может быть, все искусство политической игры в религиозном государстве сводилось к умению точно подобрать дозировку?

Больше всего не нравилось Обвалову то, что Фредриксон оценил коварство Сяо Леопольдо ровно в пятьдесят процентов. Ну хотя бы незначительный крен в ту или иную сторону! Так нет же – пятьдесят на пятьдесят, и думай после этого, что хочешь.

И все же Фредриксону было известно что-то такое из прошлого Сяо, что заставляло его сомневаться, в том, что слова Леопольдо не расходятся с делами его, по которым, как известно, следовало воздавать должное. Вениамин был почти уверен, что причина крылась в истории с преждевременной отставкой Леопольдо. Уволиться из ФКУ по собственному желанию мог, пожалуй что, только механик, присматривающий за уборочными машинами. Секретарше, регистрирующей входящие документы, сделать это было уже сложно. Что уж говорить о специальном агенте. Но расспрашивать Фредриксона о вычитанном им в закрытом досье агента ФКУ Сяо

Леопольдо было так же бессмысленно и глупо, как пытаться выжать воду из камня. Вениамину уже приходилось сталкиваться с подобной ситуацией.

Пока Вениамин мучился сомнениями, Жан-Мари с живейшим интересом обсуждал с Фредриксоном теорию партийного строительства. Причем вопросы он порой задавал столь мудреные, что можно было подумать, чистильщик сам решил создать политическую партию, способную вытеснить с исторической арены как младокоммунистов, так и неомонархистов. Впрочем, вскоре Канищеффу все это надоело, и он принялся наставлять агентов, как следовало им вести себя в той или иной ситуации.

– Ежели джанит начнет выспрашивать насчет того, в яком секторе робишь, прикинься валенком и отвечай, шо, мол, куда чиф пошлет, там и робить буду. Ну и Оллариу ему, вестимо.

Канищефф настолько вошел в роль лидера, что со стороны могло показаться, будто это он возглавляет операцию. Вениамину трескотня чистильщика не мешала – пусть себе болтает, все лучше, чем если вдруг снова начнет приставать с вопросами.

К воротам пропускного пункта космопорта они подошли за полчаса до смены. Начало уже смеркаться, потянуло вечерней прохладой, закружила над головой какая-то мошкара. Еще через полчаса, самое большее минут через сорок, станет совсем темно, и тогда можно будет незаметно подобраться к «Пинте».

За воротами, сваренными из стальных прутьев в два пальца толщиной, царила непонятная суета, явно казавшаяся лишней. Человек пять или шесть подсобных рабочих в серых комбинезонах и примерно столько же чистильщиков в синей спецодежде толклись на узком участке пространства, точно две команды начинающих сумоистов, разом выбежавшие на татами, чтобы в общей свалке определить лучшего. Что уж говорить о Вениамине с Фредриксоном, если даже Канищефф при виде такого удивленно оттопырил губу:

– Шо, блин, за фигня?

– Может быть, стоит вернуться к уже знакомому варианту с канализационным стоком? – предложил Вениамин.

– Найн! – довольно беспечно, как показалось Обвалову, махнул рукой Жан-Мари. – Случись шо серьезное, здесь бы все оцепили. А так, вишь, охрана спокойно себе на месте стоит.

Трое джанитов с автоматами, стоявшие возле прохода с вращающимся турникетом, и в самом деле наблюдали за тем, что происходило за воротами, не проявляя никакого беспокойство.

– Обрати внимание, Фред, – не преминул заметить Вениамин, – на этот раз я проявил осторожность.

– Найн, Ральфович, – искоса глянув на агента, усмехнулся Жан-Мари. – Сдается мне, ты чего-то пужаешься.

Обвалов едва не выругался вслух. Чертов чистильщик, как будто в душу ему глядел! Вениамин и сам себе не желал признаваться в том, что действительно боится того решения, которое ему придется принять, если все пойдет, как в сказке: в ежике окажется перстень, в перстне – мемори-чип, в чипе – запись изначального варианта Устава Ордена, а в Уставе – вымаранные Ги Циковским строчки.

Джаниты на проходной вели себя как законченные лохи. Вениамин не без злорадства подумал, что он голыми руками уложил бы на землю всех троих прежде, чем хотя бы один из них успел привести оружие в боевое положение. Как говаривал в свое время полковник Попов, читавший курс «Ручное стрелковое оружие» в академии СГБ: «Оружие существует для того, чтобы из него стрелять, а не затем, чтобы таскать его, как цацку».

От созерцания происходящего за воротами оторвался лишь один из охранников. Остальным вроде как и дела не было до того, что к проходной подошли трое работяг. Джанит лениво помахал ручным контролером перед вновь прибывшими, мельком глянул на данные, выскочившие на дисплее, и вяло махнул рукой – проходите.

– Шо это там? – спросил Канищефф, указав на народ за воротами.

– А, – безразлично вякнул джанит. – Оборудование новое привезли.

– Шо за оборудование?

– А, – только и проронил в ответ джанит.