Гамаюн – птица сиреневых небес
Шрифт:
Таня взяла трубку тут же, как будто ждала звонка, и пока звучало ее привычное «Привет, па!», Сергей попытался угадать по интонации, по какому из сценариев будет развиваться сегодняшний диалог, не смог этого сделать и удивился. Танин голос звучал непривычно мягко, чуть ли не ласково.
– Танюш, у тебя все в порядке?
Секундная задержка.
– Да, у меня все хорошо.
Однако Сергею что-то не нравится в этом искусственно бодром голосе дочери. Он хмурится.
– Ирина приходила?
– Да, конечно. Холодильник скоро
Сергей улыбается. Да, с Ирой им повезло. Она и в самом деле относится к Танюшке с участием и вниманием.
– Бабушка навещает?
– Конечно. На дачу уговаривает ехать, но что мне на даче делать? Тут у меня друзья, занятия по фотошопу и вообще…
Сегодня Таня находится в каком-то необычно размягченном состоянии, и Сергею хочется и дальше лепить податливый разговор, но он не знает, что сказать, настолько давно они нормально не общались.
– А чем ты занималась сегодня?
– Да ничем, – чувствуется, что дочь пожимает плечами. – Па-а-ап…
– Что?
– Слушай… Я тут от скуки захотела пересмотреть наши семейные альбомы. Нашла все, начиная со школы, с первого класса. Но почему-то не вижу совсем детских. Когда я маленькая была.
На лбу Сергея, несмотря на иссушающую жару, вдруг выступает пот.
– Па-а-ап…
– Да-да, Танюш, извини. Я не понял. Какие альбомы?
– Ну, фотографий. Ты разве не фотографировал меня, когда я была совсем маленькой? У всех такие есть. Всякие там мимимишные младенцы в соплях с выпачканными лицами. Колясочки-фигасочки, игрушки-погремушки. Дитё на горшке в фас и в анфас. Встреча из роддома. И все такое, – несмотря на пренебрежительный сарказм человека, считающего себя безумно взрослым, в голосе Тани звенит странное нервное натяжение. – Я нашла фотки только с первого класса. И где более ранние? Я посмотреть хотела.
Сергей мнется. Мозг лихорадочно придумывает, что сказать. Если честно, Нютка первый раз спрашивает его об этом, и Сергей не знает, что говорила ей на этот счет жена, поэтому боится попасть впросак.
– Па-а-ап?
– Извини, Нютка, тут ходят всякие, разговору мешают.
Сергей нервно косится на проходящего мимо стюарта и переводит взгляд на дальний горизонт, где искрящееся море как будто испаряется прямо в голубое небо.
– Ты знаешь, – начинает он осторожно, – это давно было, поэтому я толком не помню. Когда мы переезжали из старой квартиры в эту, часть коробок грузчики потеряли. Мы тогда это не сразу обнаружили. Пока распаковывали коробки, пока вещи разбирали, много времени прошло. Короче, кое-чего по мелочам не досчитались. Предъявлять претензии было уже поздно, да и некому. Сами виноваты, что проморгали.
Удачно придуманная ложь окрыляет его, и он уже более уверенно продолжает.
– И самые первые альбомы, кажется, тоже там были. Твои дошкольные. Но я не уверен. Ты у мамы спроси. Она, может, лучше помнит, как дело было. Ты ей позвони и спроси.
– Ладно. Потом. А почему я не помню переезда? Совсем не помню.
– Ты? – Сергей стирает рукой пот со лба. – Да ты же тогда в больнице лежала. Не помнишь, разве?
– Да, помню, –
– Точно, – вздыхает с облегчением Сергей. – Ты тогда в больнице лежала, а мы переездом занимались. А после больницы повезли тебя сразу же в новую квартиру. Мама тебе пирог испекла. Мороженого тебе накупили, игрушек. Ты помнишь?
– Нет, не очень, – с сомнением говорит Таня. – Я тогда маленькая была. Значит, ничего не осталось?
Сергей изо всех сил прислушивается к далекому голосу дочери, пытаясь понять причину, побудившую ее с такой настойчивостью расспрашивать об этом.
– Танечка, у тебя все хорошо? Точно? Что-то голос какой-то не такой, как обычно. Ты как будто в нос говоришь. Ты не простудилась случайно? Кондиционером тебя не продуло?
– Какой кондиционер, пап?! – усмехается Таня. – Сегодня в Москве всего 23 градуса. И дождь вот-вот пойдет. Это у вас там жара.
– Ах да! Конечно.
– Пап, а вы когда приедете? Какого числа? Я забыла.
Сергей снова удивляется. Неужели скучает?
– Нам тут еще десять дней плавать.
– Понятно.
Сергей слышит в голосе дочери явное разочарование.
– Танюш, да что у тебя случилось такое? Тебя кто-нибудь обидел?
– Никто меня не обидел. Вот еще! – огрызается Таня, но тут же снова смягчает голос: – Не бери в голову, па. Все у меня путем.
Ее нарочито бодрый голос не убеждает Сергея.
– Танюш, я тебя, знаешь, о чем попросить хотел?
– Говори.
– Я договорился с дядей Мишей, что он зайдет тебя проведать. Ты не возражаешь?
– Дядя Миша?
Молчание.
– Он ненадолго зайдет. Хорошо? Будь с ним любезна, пожалуйста. Ну для меня, котенок.
– Хорошо, – бурчит Таня, и Сергей снова удивляется ее покладистости.
– Тогда до завтра?
Снова пауза.
– Хорошо, папочка, – и почти на гране слышимости, как будто ветер шелестит в трубке: – Я люблю тебя.
– И я тебя, малыш. Очень сильно.
– Пока.
Сергей выключает телефон и стоит в задумчивости, нахмурясь. Потом набирает номер друга.
– Слушаю! – говорит Михаил.
– Миш, привет! Не отвлекаю?
– Да ты что?! Когда это ты меня от чего отвлекал? Вот вовлекал – да! Дело было. И привлекал. Факт. Не раз. Отрицать не буду.
Голос друга звучит весело и бодро. Заметно, что у него хорошее настроение, и он не прочь похохмить и поболтать.
– Я на минуту, по делу.
– Если ты о сертификации, то я все держу под контролем. Сейчас доделываем…
– Я не об этом, – морщится, перебивая его, Сергей. – Я же сказал: во время моего отсутствия ты всеми делами руководишь. Приеду – расскажешь.
– Да-да, конечно. Ты же отдыхаешь. Жене привет!
– Передам. У меня к тебе личная просьба.
– Слушаю. Говори, что надо. Все сделаю.
– Да тут даже и не дело, в общем-то. Просто съезди к Танюшке. Проведай ее. Что-то она там захандрила, похоже.
– Что-нибудь серьезное? – голос друга меняется, становится сосредоточенней.