Гамаюн – птица сиреневых небес
Шрифт:
– Они? – непонимающе переспрашиваю я.
– Они, – смотрит на меня строго и веско.
Ну… По мне так, это странность нашего разговора уже превышает всякую линейную… всякое вероятие. Ой! – вдруг пугаюсь я. А вдруг она психованная? Свихнулась на почве анализа своих безумных тестов? Точно! Это ее Маркин так доконал. Подтолкнул к черте. Довел до точки кипения мозгов. Невольно отодвигаюсь подальше. Смотрю: вроде глаза, как у нормальной. Хотя кто ж их разберет? Говорят же, что не существует нормальных, есть только недообследованные.
– И вот в нашей работе, – продолжает психическая, – используются разные
Девушка кидает на меня быстрый взгляд, и я начинаю чувствовать себя неуютно. О чем это она?
– Ты про экстрасенсов ведь слышала? – спрашивает в лоб.
– Да враки это, наверное, – неуверенно говорю я, боясь, что голос выдаст меня, и ерзаю на месте. Что-то как-то холодать начало. Не пора ли нам на зимние квартиры?
– Да нет, Ксения, это все чистая правда, – замечает девушка. – Такие люди есть, и я с некоторыми из них знакома. По работе.
– Ни фига себе, – стараюсь изо всех сил выжать из себя удивление.
– А кроме прочего, нам приходится контактировать с органами.
– Какими… органами?
Этот разговор мне нравится все меньше и меньше, но как прервать его и уйти с гордо поднятой головой, я не знаю.
– Ну, с полицией, например. Не со всей, а лишь с некоторыми конкретными людьми, которых поневоле приходится посвящать в наши секреты.
Да не нужны мне уже ваши секреты. Отпустите душу на покаяние. Робко кошусь на собеседницу. Как там ее историчка назвала? Старательно припоминаю имя. Алевтина? Алиссия? Нет, там что-то попроще было. Александра, кажется. Отчество не помню.
– Мне летом пришлось по работе пересечься с одним очень умным полицейским, – как ни в чем не бывало продолжает Александра. – Его по службе из вашего города в областной центр перекинули. Там мы и столкнулись, когда пришлось одно дело расследовать.
– Какое дело? – спрашиваю чуть ли не шепотом.
Александра хмурится.
– Да нехорошее это дело было. Кровавое. Тебе о нем знать незачем. К счастью, все уже в прошлом. Убийцу поймали и обезвредили. Дело не в этом. Следователя, который вел это дело, звали Вадим Михайлович.
Вздрагиваю и тут же старательно прячу глаза. По спине пробегает озноб.
– Ты его знаешь, Ксюша?
Мягко стелете, уважаемая Александра, но и мы, знаете, тоже не лыком шиты.
– Не, не помню, вряд ли, – отвечаю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно безразличнее.
– Странно. А вот он тебя очень хорошо помнит.
Тщательно рассматриваю обтянутые в перчатки пальцы. А сама лихорадочно прикидываю возможности ухода по-английски. Вот, скажем, если я прямо сейчас с места без предупреждения стартану и рвану наперерез через сугроб и заборчик, догонит? А если очень быстро? Потом вспоминаю «шкафчика» и сдуваюсь. Нет, такой, если надо, дверь нашей халупы одной бровью вышибет. И даже глазом не моргнет. Да и адрес мой у них наверняка имеется, подсказывает мне всхлип разума.
– И рассказал мне Вадим Михайлович прелюбопытную историю, – продолжает Александра. – Как одна девочка помогла ему поймать маньяка, жестоко расправившегося с ребенком. Школьница эта сказала ему, что якобы видела, как убийца уходил с места преступления. Однако Вадим Михайлович на человеческой лжи собаку съел.
Старательно разглядываю следы от рифленой подошвы сапог на снегу. Вот оно, значит, как. Раскусил меня Вадим Михайлович. А я-то, дура, думала, что уболтала его, убедила. Полицейского. Который почище любого психоаналитика в людях разбирается. Вот тебе, Ксюха, щелчок по зазнавшемуся носу. Думала, ты умнее других?
– И что этот полицейский сделал? – едва удается пропищать мне внезапно истончившимся голоском.
– Вадим Михайловича рассудил так. Разумеется, девочка могла с чужих слов рассказывать. Кто-то видел, но сам побоялся признаться. И ее попросил. А могла и специально на невиновного человека наговаривать. Все в жизни бывает. Только вот излагала та девочка так убедительно, с таким жаром, так упирала на то, что уверена в виновности убийцы, что Вадим Михайлович дрогнул. «Такая правда в ее глазах горела, – рассказывал мне следователь, – что я невольно заразился этой уверенностью. Может, сама и не видела, но в том, что убил именно этот человек, была убеждена на все сто поцентов. И я решил ей поверить. Стал подозреваемого проверять. И что вы думаете? Ведь права она оказалась. Действительно, сосед тот, на которого она указала, убийцей оказался». А теперь вопрос…
Ладно, добивайте. Ваша взяла. Хотя могли бы и без барабанной дроби обойтись.
– А вопрос такой, – голос Александры доносится как будто издалека. – Как эта девочка смогла понять, кто убийца?
Я давно уже перестала думать о бегстве. Зачем? Куда? Если даже прошлое догнало меня. Оно поймало меня врасплох, когда я забыла о нем и думать. Сижу, отвернувшись, и смотрю на серую урну с валяющимися вокруг нее окурками. Старательно молчу.
– Я приехала в город по работе, Ксюш, но решила немного задержаться, чтобы найти ответ на этот интригующий вопрос.
– И как? Нашли? – вяло спрашиваю я.
А что тут юлить? Я же уже догадалась, как они меня с этими анкетами обвели вокруг пальца. Я же сама, дура, голову в петлю сунула. Сама расписалась в своей тупости. Вот, оказывается, кто я – самонадеянная дура.
– Ксюша, у тебя уникальный дар. Такой бывает у одного на сотни миллионов.
– Разве? – криво усмехаюсь. – И что с того? Сову мне пришлете из Хогвардса?
– Ну, чего нет, того нет, – разводит руками Александра. – Такому нигде не обучают. Это врожденное. Так что тебе и обычного среднего образования за глаза хватит. А вот как использовать твой дар, это другое дело.
– Не надо меня использовать, – тут же пугаюсь я, и воображение услужливо рисует шокирующие картины: как меня похищают и увозят в тайные лаборатории, где ко мне присоединяют разные датчики, ставят эксперименты и…
– Никто тебя и не собирается использовать, – досадливо машет рукой Александра. – Твое дело, как жить. Можешь растрачивать свой талант втуне, а можешь людям помогать. Как того маньяка помогла вычислить.
– Это чистая случайность была, – говорю на автомате, понимая, что этим уже никого не проведу и не обману.