Гамбургский оракул
Шрифт:
– Уезжать? И не думаю! Я только собиралась разбудить этого господина, который, очевидно, только затем и явился в мой дом, чтобы выспаться!
Пока шел перекрестный допрос, нотариус деликатно пересел на диван. Там он, под защитой темноты, незаметно для себя уснул. Причем так основательно, что все остальные уже успели забыть о его присутствии. Все, кроме госпожи Мэнкуп. Бесцеремонно разбудив его, она спросила:
– Я хотела бы услышать завещание моего мужа!
– Завещание? - сонно пробормотал нотариус.
– Ну да! Я надеюсь, раз вы пришли с портфелем, то положили в него юридические документы,
– Сейчас! - Клайн направился к столу, где стояло пиво. - Вы разрешите? Немного перепил сегодня! Башка трещит! - Опорожнив стакан, он окончательно проснулся.
– Я не уверен, что господин комиссар одобрит такую спешку. Думаю, следственные органы в данном случае захотят ознакомиться с завещанием до того, как я поставлю в известность наследников, - твердо сказал Клайн.
– Совершенно правильно, - кивнул Енсен. - Госпожа Мэнкуп, как ни жаль, но вам придется потерпеть до того, как официальное следствие будет закончено.
– Господин комиссар! - только и сказала жена Мэнкупа, но ее устремленный на Боденштерна повелительный взгляд невольно заставил его съежиться.
Решив про себя, что уж лучше пренебречь некоторыми процессуальными формальностями, чем вызвать гнев близкой приятельницы члена гамбургского сената, он примирительно улыбнулся:
– Естественно, в интересах следствия я бы хотел, не откладывая ни на минуту, ознакомиться с завещанием. А поскольку госпожа Мэнкуп, которая ни в коем случае не является обвиняемой, случайно присутствует, почему бы ей заодно не послушать?
– Хорошо. - Клайн укрепил сползшие с переносицы очки и официальным тоном объявил: - Раз вы, господин комиссар, настаиваете на публичном оглашении завещания, прошу пригласить остальные заинтересованные стороны!
– Остальные? - Госпожа Мэнкуп сердито повела бровью.
– Да. Друзей господина Мэнкупа. Отец понял из разговора с ним, что они останутся ночевать.
– Я так и думала, что Магнус под конец выкинет какую-нибудь шуточку! Госпожа Мэнкуп откинулась в кресле. - Ну что ж, идите, будите их!
Будить никого не пришлось. Все четверо явились незамедлительно. Дейли с интересом наблюдал их встречу с женой Мэнкупа. Ловиза и Магда ограничились вежливым кивком, скульптор, здороваясь, даже не вынул трубки изо рта. Один лишь Баллин сказал несколько приличествующих случаю сочувственных слов, назвав при этом госпожу Мэнкуп "моя дорогая Лизелотте".
– Если вы полагаете, Дитер, что я очень скорблю по Магнусу, то ошибаетесь. - Она недовольно вырвала свою руку. - И не думаю, чтобы он этого хотел. Иначе не приготовил бы мне приятный сюрприз, изящно оформленный в виде нового завещания. Приступайте, Клайн. Немедленно!
Приступить немедленно не удалось. Клайна, уже разложившего документы на столе и прочистившего горло, чтобы начать чтение, прервал телефонный звонок.
Боденштерн прорычал в трубку несколько фраз, по которым Дейли понял, что звонят из какой-то редакции.
– Начинайте наконец, Клайн! - Госпожа Мэнкуп нервно играла золотой цепочкой часов.
Но Клайну опять помешали. Целая серия звонков. Репортеры, потеряв надежду взять крепость штурмом, перешли к иной тактике.
– Вырвите контакт, кто там поближе! - раздраженно бросила госпожа Мэнкуп, как только наступившая пауза дала ей эту возможность. Она повернулась
Мун даже не смог обидеться, - к счастью, он не понял ни слова. Енсен вместо него отсоединил телефон.
В комнате воцарилось напряженное молчание. Клайн с вожделением взглянул на пиво, но, уловив взгляд жены Мэнкупа, ограничился грустным вздохом.
– Итак, приступаю! - Он отодвинул мешавшую ему пишущую машинку, немного наклонил настольную лампу и, придав лицу торжественно-печальное выражение, начал читать текст: - "Находясь в полном здравии и..."
Госпожа Мэнкуп опять посмотрела на него.
– Хорошо! - Клайн сказал это с обычной интонацией. - Поскольку госпожа Мэнкуп так торопится, опускаю вводные фразы. "Пункт первый. Мое основное состояние вложено в еженедельник "Гамбургский оракул". К этому я прибавляю сумму, остающуюся за вычетом предназначенных отдельным лицам завещательных даров. Если деятельность журнала будет прекращена ввиду правительственного запрета или по другим причинам, весь обозначенный в первом пункте капитал переходит в собственность специального фонда, предназначенного для выплаты пожизненной пенсии сотрудникам журнала. Я не желаю, чтобы они были вынуждены продавать свои убеждения ради куска хлеба... Пункт второй. 10 000 марок завещаю моему слуге Адальберту Клаттербому, родившемуся в 1900 году, - без всяких условий. Пункт третий. По 10 000 марок завещаю моим друзьям: Дитеру Баллину, родившемуся в 1909 году, Лерху Цвиккау, родившемуся в 1914 году, Магде Штрелиц, родившейся в 1920 году, и Ловизе Кнооп, родившейся в 1931 году. Этот пункт связан с выполнением условия, обозначенного в дополнении к завещанию, которое ни в коем случае не должно быть оглашено раньше, чем через неделю после дня моей смерти..."
– Что за условие? - повелительно спросила госпожа Мэнкуп.
– Нотариальная тайна. - Клайн развел руками.
– Боюсь, что в данном случае придется отступить от нее, - сказал Дейли. - Мэнкуп умер при таких обстоятельствах, что любая неясность осложнит расследование.
– Наше святое правило - неукоснительно блюсти волю завещателя, возразил Клайн. - Лично я не знаком с дополнением к завещанию. Все, что могу сделать, - это поговорить с отцом. Думаю, он не будет противиться, если сочтет, что знакомство с этим подпунктом сможет существенно повлиять на результат следствия. Разумеется, - он повернулся к Боденштерну, - господину комиссару придется в таком случае оформить официальное затребование. - Он замолк.
– Все прочли? - ледяным тоном спросила госпожа Мэнкуп.
– Нет еще, - опомнился Клайн. - Осталось два пункта. "Пункт четвертый. Свою квартиру и все, что находится в ней, за исключением рукописей, которые надлежит передать в более надежные руки, завещаю Лизелотте Мэнкуп, независимо от того, будет ли она в момент моей смерти еще состоять со мной в браке".
– Ну что ж, весьма щедро со стороны Магнуса. - Госпожа Мэнкуп усмехнулась. - Во всяком случае, лучше, чем если бы мне достались его рукописи, а квартира другому. Впрочем, завещай он мне вместо нее бутылку шампанского, которое я терпеть не могу, я бы тоже не слишком удивилась.