Гангутцы
Шрифт:
С утра к русской проволоке подошли команды саперов, расчищая проход. Внезапный взрыв заставил прекратить работы: саперы подорвались на минах.
Где-то близко со стороны русских позиций застрочил пулемет.
Финны бросили в ту сторону несколько гранат и отошли.
Въезд на полуостров явно задерживался.
Час спустя батальон шюцкоровцев возобновил атаку русских позиций и после огневой артиллерийской подготовки перешел рубеж.
Русских нигде не было. Но со всех сторон время от времени стреляли русские пулеметы.
Шюцкоровские репродукторы надрывались:
«Безумцы!
Весь день шюцкоровский батальон осторожно продвигался через просеку, убежденный, что впереди существует русский заслон, который заманивает финнов в ловушку.
На исходе дня четвертого декабря командующий вновь вызвал Экхольма.
— Вы знаете, что русские уже прошли в Кронштадт и дурачат нас, как детей? — кричал он, показывая последнюю телеграмму из Хельсинки; оттуда требовали перечислить факты героизма шюцкоровских войск при штурме полуострова Ханко. — Вы меня позорите перед всей армией, перед нашими союзниками. Мы провалили все сроки, назначенные нам германским генеральным штабом, и теперь топчемся на месте!
— Да, но, по всем признакам, на полуострове остались части прикрытия! — возразил Экхольм.
— Никаких частей. Сегодня же отправляйтесь со своим штабом на Ханко и оттуда доложите мне обстановку.
Дрезина домчала полковника к самому шлагбауму, но дальше пути не было. Экхольм вслед за капитаном Халапохья выпрыгнул на насыпь и спустился вниз, к русской линии обороны.
Капитан Халапохья осторожно пролез через проход в проволочных заграждениях и замер.
На просеке жутко белел снег. Чистый, нетронутый, он резко оттенял черный провал, где накануне подорвались посланные им разведчики и саперы.
Капитан уже знал, что русских впереди нет, но страх, наведенный этим безмолвием, этими стреляющими без людей пулеметами, сковал ему ноги.
— Иди вперед!.. По их следам! — толкнул Халапохья своего денщика, заставляя шагать его по пути, протоптанному ранее разведчиками.
Замыкал шествие Экхольм.
Полковника это путешествие не радовало. Он теперь не верил ни капитану Халапохья, ни своим солдатам, ни этому безмолвному, пустынному лесу, ни самому себе.
— Смотрите, полковник, вот чего в течение пяти месяцев не смогли обнаружить ротозеи Снельмана! — злорадствовал Халапохья, когда они подошли к окопу Сокура. — Под самым носом этого «героя» карельских боев русские держали наблюдательный пункт! А теперь газеты прославляют вашего Снельмана чуть ли не как героя нашего фронта!
— Я думаю, капитану Снельману с его батальоном сейчас несладко там, на Востоке, и не стоит его поминать недобрым словом, — резко сказал Экхольм.
— Если он и там останется таким же воякой, я не завидую нашей армии, — огрызнулся Халапохья, толкнул денщика вперед и вошел вслед за ним в окоп.
— Хотите знать, кто здесь стреляет? — услышал Экхольм голос капитана из окопа. — Войдите сюда, полковник.
Приподнявшись на носках, Халапохья осторожно открыл дверцу стенных часов, висевших в блиндажике Сокура.
— Узнаю эти часы, — сказал Экхольм. — По-моему, они висели на даче маршала в гостиной,
— Зато я сейчас возьму реванш, — откликнулся Халапохья. — Видите эти клеммы, вделанные в циферблат? Остроумная выдумка. Часовая стрелка ходит по кругу, но она коротка и за клеммы не задевает. А вот минутная стрелка через определенные промежутки прикасается к контактам. Дальнейшее понятно ребенку. Определенное число раз в день цепь электробатареи замыкается, и пулемет дает короткие очереди. Часы заведены на семь суток. Дело лишь в том, чтобы рассчитать запас патронов. Если хотите, мы можем точно установить, когда русские отсюда ушли и насколько достоверны были именно мои донесения. — Халапохья склонился к пулемету, подсчитывая количество расстрелянных за эти дни патронов.
— Я плохо верю в вашу арифметику, капитан. Она уже однажды нас подвела.
— Подвела не арифметика — подвел русский сапер. Но сейчас я ему отплачу. Вот видите, тут соединено несколько пулеметных лент: русские ушли отсюда сорок восемь часов назад, не меньше. Но это не все. Когда патроны в пулемете иссякнут, должен произойти взрыв. Вот мы сейчас убедимся в своей правоте. Переведите, пожалуйста, полковник, стрелку часов до следующего контакта, а я буду держать конец ленты. По моему сигналу прошу вас передвинуть стрелку вперед, чтобы мы с вами преждевременно не взлетели на воздух.
— Вы можете выполнить этот эксперимент со своим денщиком, капитан, — поспешно выходя, бросил Экхольм. — У меня свои заботы.
Экхольм остановился возле окопа. Солдаты и офицеры его штаба уже скрылись впереди. Он мрачно смотрел на чернеющий кругом лес, в котором когда-то надеялся обрести благополучие и покой. Эти скалы, эта каменистая земля, этот полуостров принесли ему одни несчастья. Война шла за ним по пятам. Он уже не думал теперь о возвращении в Петроград. Об отнятых большевиками богатствах отца. Он теперь только и мечтал о каком-нибудь тихом уголке, где его не нашли бы ни генеральный штаб, ни все разведки мира, которым он служил, ни смерть. Но кругом все одно и то же — гибель и могилы.
Из дзота застучал пулемет — Экхольм вздрогнул и поспешил прочь от этого проклятого Халапохья и его бессловесного денщика.
Черт его знает, этого денщика! Разве сейчас можно верить хоть одному солдату? Он способен взорвать и этого капитана и полковника вместе с собой.
Экхольм прошел уже сотню шагов в сторону полуострова — пулемет все строчил.
Сильный удар в спину оглушил и свалил полковника.
Когда он встал, над окопом уже опадало облако дыма и земли.
Земля кругом была черная, вскопанная, как могила.
Нет, не хотелось Экхольму идти дальше на Ханко. Черт с ним, с этим полуостровом. Когда все будет спокойно, он проедет туда на автомашине, если уж обязательно ему надо туда прибыть.
Экхольм вернулся к поджидавшей его дрезине и поехал в штаб.
— Составьте донесение, — приказал он адъютанту. — Русские оставили полуостров Ханко.
— Когда?
Экхольм помедлил и решительно продиктовал:
— Сегодня, пятого декабря…
На другой день все газеты гитлеровского лагеря напечатали следующую телеграмму: