Гангутцы

Рудный Владимир Александрович

— Друг в друга вера, спаянная кровью… — прочитал на память Расскин. — Хорошо написал Миша Дудин.

Репнин прочитал дальше:

Не взяли нас ни сталью, ни огнем, Ни с воздуха, ни с суши и ни с моря, Мы по земле растоптанной пройдем, С другим врагом, в другим местах поспоря. Но мы не отступаем. Нет! Нигде не упадем

и не опустим плечи. В любых боях, в любой крутой беде Пойдем в упор, наперекор, навстречу!..

Загудела в гавани сирена автомашины, и тотчас с причала прыгнул в воду неуклюжий «ЗИС-101» и поплыл. Вслед раздалась автоматная очередь — она пробила наглухо замкнутый кузов, машина стала тонуть.

Пришел Кабанов и пригласил всех на катера.

Загудели моторы торпедных катеров, покидающих гавань. Они направились к Густавсверну.

А в гавань зашел «Гафель», он взял на борт последнюю группу — группу прикрытия, пришедшую с Петровской просеки.

Над портом низко пролетели самолеты. Вереницу истребителей вел Белоус. Он сделал прощальный круг над могилой Ивана Борисова, где теперь покоился и Алексей Касьянович Антоненко. Самолеты набрали высоту и, покачав крыльями над катерами, пошли на восток.

Катера ошвартовались у деревянной пристани.

Там стоял ветеран пограничной охраны — катер-«охотник» Григория Лежепекова, командира дивизиона, в котором был когда-то и катер Терещенко.

Кабанов сошел с торпедного катера и подошел к катеру Лежепекова. Он приказал ему следовать к Осмуссаару, забрать оттуда группу подрывников и самостоятельно двигаться к Гогланду.

Теперь все. Кабанов поднялся на скалу Густавсверна, в штабной грот, где за пологом в нише держал вахту радист.

— Кодируйте радиограмму, — приказал ему Кабанов. — «Второе декабря. Восемнадцать часов. Кронштадт. Военному совету флота. Все погружены. Все благополучно. При отрыве от противника убитым потеряли одного бойца. База Ханко не существует. Вахту Гангута закрываю». Зашифровали?.. Передавайте…

Радист схватил листок с цифрами, отстучал текст и перешел на прием:

— Как поняли?

Кронштадт подтвердил, что все понято, и передал квитанцию.

— Принято, товарищ генерал!

Два рослых матроса стояли наготове с тяжелыми кувалдами в руках. Кабанов кивнул им:

— Кончайте! — и отошел в сторону.

Матросы замахнулись кувалдами и с силой опустили их на рацию.

Хруст. Треск металла. Звон стекла.

Кабанов отвернулся и молча вышел.

Вахта Гангута закрыта.

Он спустился вниз, к деревянным мостикам пристани, туда, где рокотали моторы «охотников» и торпедных катеров.

Разрезая тонкую ледяную пленку, корабли покинули бухту Густавсверна.

Один катер отделился и повернул к гавани.

Кабанов и Расскин в последний раз сошли на пирс Гангута. У самого края, свесив голову

с причала, лежал убитый красноармеец. Расскин осмотрел его и нашел на пробитой осколком груди медальон.

— «Карасев, красноармеец второго батальона, „Гангут — это Ленинград!“», — прочел он вслух при свете фонарика и сказал: — Все пишут в медальонах: «Гангут — это Ленинград. Будем стоять насмерть!» Так докладывали мне пограничники после проверки медальонов на переднем крае.

— Надо писать адрес семьи, — сурово сказал Кабанов.

— Да. Но пишут такое. И это хорошо.

Они столкнули тело убитого в море и вернулись на катер.

Кабанов приказал подойти к «Стойкому». Теперь, на море, старший начальник вице-адмирал Дрозд, командующий балтийской эскадрой.

Была половина десятого вечера второго декабря, когда Кабанов получил от Дрозда «добро» следовать на Гогланд. Три торпедных катера быстро ушли в море. Они обогнали эскадру и ушедший несколькими часами раньше караван тихоходных судов, где замыкающей шла канонерская лодка «Гангутец».

Последний гангутский поход. Самый тяжкий из героических походов.

Погружены все. Никто не забыт. Но кому суждено прорваться, а кому погибнуть или оказаться в плену — это решит штормовая ночь на третье декабря.

Глава одиннадцатая

Непобежденный Гангут

Канонерская лодка «Гангутец» покидала базу по-хозяйски. Набрала полные бункера угля. Сходила в шхеры за пресной водой, поскольку водоразборная баржа затонула. Заправилась продуктами до отказа, словно команда заранее знала, что до Кронштадта придется очень долго идти. Затопила у выхода из гавани старый буксирчик и, нагнав караван тихоходных судов, заняла место в конце.

Командир приказал раздать всем пробковые жилеты и вывалить шлюпки на случай спасательных работ.

Около полуночи впереди взорвался на мине сторожевик «Вирсайтис».

— Антипин, спаса-ай! — слышались крики из воды и с тонущего сторожевика, когда «Гангутец» подошел к месту катастрофы.

Андрей Тетерин, артиллерист «Гангутца», пошел на шлюпке к сторожевику. Набрал столько людей, что едва не перевернулась шлюпка. Вернулся, высадил и — снова за людьми.

К канлодке подоспела и шлюпка, спущенная «Вирсайтисом». Разгрузилась и пошла спасать других.

На «Гангутце» спасенных тащили прямо в кочегарку, к котлу.

Когда вернулись обе шлюпки, пассажиров приняли, свою — подняли на борт, чужую затопили — и пошли дальше, нагоняя караван.

Через десяток миль — снова впереди взрыв: мина покалечила канонерскую лодку «Волга». Антипин дал полный ход, подошел к «Волге».

Но «Волга», немного осев, сохранила плавучесть. Ее командир сказал в мегафон, что имеет сильный крен на борт, но крен выровняет, затопив водой отсек по другому борту, до Гогланда дойдет сам. Он только просил Антипина забрать к себе часть пассажиров.