Гангутцы

Рудный Владимир Александрович

— Нравится?

— Нравится, — подтвердил Алеша.

— Какого года?

— Тысяча девятьсот двадцать третьего.

— Сосунок еще. Ну ничего, в твоем возрасте Иван Петрович Щербаковский весь свет обошел, исключая Албанию и Китай, и даже побывал в таком государстве — Таи, где императором его величество Пу И.

Матросы хохотали, но Алеша, при всем уважении к незнакомому моряку, поправил:

— Император Пу И в Маньчжурии. — И для убедительности добавил: — Мы это еще в седьмом классе

проходили.

— Ты, сынку, с Иваном Петровичем никогда не спорь, — настаивал Щербаковский, взглянув на окруживших его десантников. — Я, возможно, лично разговаривал с императором.

— О чем же вы с ним говорили, главный старшина? — подхватил длинный Никитушкин.

— Подарил ему краткую биографию покойника Николая Второго с надписью: «И ты там будешь»…

— Берегись! — крикнул из рубки Шустров.

Буксир круто вильнул от очередного снаряда. Все присели, кроме Щербаковского. Его обдало волной, но он стоял, как влитый в палубу.

Довольный собой, он протянул Алеше автомат:

— Хочешь такой иметь?

— Очень.

— Так в чем же дело? Плюнь на свою шаланду и пойдем со мной. Возьму тебя к себе адъютантом. Завтра же раздобудем автомат, гранаты и все прочее…

— Зачем, главный старшина, дисциплину подрываешь? — возмутился десантник Бархатов. — Паренек на должности, а ты его сбиваешь с пути.

— Подумаешь, должность — болтаться на старой шаланде. Ты, сынку, айда за мной. Приму тебя под свое командование.

«Кормилец» ссадил катерников на Хорсен.

На пристани пополнение встретил Пивоваров и тут же стал распределять — кого в оборону, кого на Старкерн, кого в резерв.

Щербаковский предстал перед Пивоваровым во всей своей красе. Где-то он уже разжился пулеметной лентой, опоясался ею, заткнул за пояс гранаты и заломил мичманку.

Пивоваров оглядел его с головы до ног, покачал головой и не спеша сказал:

— Ленту сдать в боепитание для пулеметчиков. Вам привести себя в порядок — и в резерв.

— Как в резерв?! — опешил Щербаковский. — Я воевать пришел, а вы меня в резерв!

— Прекратить разговоры! — одернул его Пивоваров. — Принимайте отделение первого взвода и направляйтесь в распоряжение лейтенанта Фетисова. Кр-ру-гом!

Резервная рота только формировалась. Ей отвели пещеру возле Кротовой норы — командного пункта отряда. Соседство с Граниным, которого Щербаковский еще не видел, но знал заочно, его утешило. Лейтенант Фетисов заверил, что резерв — главная ударная сила на Хорсене.

Но в роте Щербаковского ждало новое огорчение. Ротный писарь, ни о чем не подозревая, внес его в списки по алфавиту — на «Щ».

Щербаковский обиделся:

— Все равно добьюсь в бою, что Щербаковский будет первым в роте после командира.

Пока что его фамилия стояла

первой лишь в списке еще не нюхавшего пороха отделения.

* * *

Гранину пришлась по душе суровая жизнь на Хорсене. Он спешно сколачивал боевой отряд, превращая остров в главную базу для будущих десантников на западном фланге Гангута.

Ко всему Гранин присматривался глазом хозяина и уже видел, чем страдает разношерстный островной гарнизон. «Флотских побольше надо, — размышлял он, — моряков с подплава и катерников. Это будет ядро, опора». Каждое пополнение он изучал, подолгу беседовал с матросами, ходил по землянкам, советовал, как лучше устроиться. Появились соратники по финской войне. В отряд тянулись все бывшие гранинцы. Гранин подбирал подходящее место каждому. Из командиров рот ему больше всего нравился Анатолий Фетисов, судьба которого сложилась необычно: он окончил военно-морское училище, но финскую войну провел на суше и с тех пор никак не мог вырваться на корабль. В роте Фетисова Гранину приглянулся Щербаковский. «Этот для дерзких ударов в тыл, — подумал Гранин. — Если не врет!» — и решил при случае проверить его удаль.

Но любимцами Гранина стали разведчики. В разведку он определил Богданыча. Капитан сам отбирал для этого дела людей ловких, смелых, отчаянных. И все знали, что попасть в число избранных не легко.

Возле командного пункта Гранин встретил странно одетого бойца: на ногах обмотки и ботинки, брюки армейские, бушлат флотский, латаный, из-под бушлата выглядывает тельняшка, а на голове не то бескозырка, не то фуражка с оторванным козырьком, повязанная флотской ленточкой с надписью: «Торпедные катера».

Катерников Гранин уже знал наперечет. Народ это все подтянутый, на острове никто из них не позволил бы себе появиться в таком нелепом костюме.

— Кто такой? — резко спросил Гранин.

— Василий Камолов, бывший боец железнодорожного батальона, ныне моряк из десантного отряда капитана товарища Гранина! — лихо отбарабанил солдат. Но под белесыми ресницами не было в тот миг и признака лихости; он смотрел на Гранина с такой мольбой, что Гранин уже не сомневался: перед ним стоял очередной доброволец.

— Моряк! — передразнил его Гранин. — Что за гардероб на тебе, моряк? Разве боец в таком виде появится перед командиром?

— Товарищ капитан, это мне краснофлотцы ссудили, — признался Камолов. — Один дал бушлат, другой — тельняшку, третий — ленточку, С тельняшкой и бушлатом ладно получилось. А вот под ленточку пришлось оторвать у фуражки козырек. Вышло похоже на бескозырку.

Эти нехитрые объяснения пришлись Гранину по душе; малый, видно, смелый и неглупый, ростом невелик, но телом крепок, из такого толк будет.