Гангутское сражение. Морская сила
Шрифт:
Первый тост держал Петр:
— Первенцу нашему линейного флота Балтийского семь футов под килем и ветра полного парусы!
На другой день пришло письмо из Лондона. Салтыков купил первые три пятидесятипушечные корабля и повел их в Копенгаген.
— Ко времени. Молодец, Федор, даром хлеб неест, — обрадовался царь: весомая прибавка для начала. — Бона Головкину повестили послы наши, Лондон да Голландия собираются послать эскадры на помощь шведам, дабы датчан принудить.
— Пошто им неймется? — спросил Апраксин.
— Каждый государь свой интерес имеет, —
— Все они косятся на Москву.
Петр задумался, но Апраксин осторожно напомнил:
— Так кого же за кораблями салтыковскими отрядим?
— Вестимо, Наума, самый лихой и знающий капитан. Боциса пора бы отправлять в море, да и Крюйсу проветрить паруса не мешает.
— На неделе Боцис пойдет в шхеры, вдоль финского берега розыск устроит шведам. Крюйса пошлю в дозор нынче.
— Добро. Нынче я отъеду с Меншиковым к войскам в Померанию. Не позабудь готовить припасы на тот год.
Петр окинул взглядом стапеля, — везде торчали ребра шпангоутов. На крайнем свободном стапеле, где стояла «Полтава», расчищали место для закладки нового корабля.
— Чуть не позабыл, передай Науму, пущай сбирается в путь. Со мной поедет в Померанию, а оттуда прямиком к Салтыкову.
В далекую Померанию царь спешил на выручку к своим союзникам — датчанам и саксонцам. Фредерик и Август сговорились дать бой шведскому корпусу генерала Стенбока, не дожидаясь русских полков, «ибо хотели одни славу одержать». И жестоко промахнулись. Стенбок разбил их в пух и прах.
— Сколь курьеров посылал к Фредерику — обождать наше войско, не ввязываться со Стенбоком, — возмущался Петр, — ан спесь заела, вот и намяли им бока. Слава Богу, што не всех побили.
Дело затянулось к зиме, кампания не удалась. Царь отослал Сенявина:
— Поезжай-ка в Копенгаген к Салтыкову, он тебя небось заждался. Накажи ему поспешать. В будущую кампанию шведа потесним на море.
Совсем недалеко, четыре сотни верст напрямую, в Копенгагене, встретились давние приятели Федор Салтыков и Наум Сенявин.
На рейде Копенгагена покачивались на легкой волне три первенца, купленных Салтыковым в Англии.
Федор на правах хозяина повел Наума сначала на 50-пушечный, двухпалубный «Святой Антоний». Сенявин едва поспевал за Федором, быстро семенившим по верхней палубе.
— Не ведаешь, сколь мороки с купцами испытать довелось, — на ходу рассказывал Салтыков, — каждый денежный интерес имеет, обмануть норовит токмо. А мне-то мало, что весь кузов обшарить от киля до верхней палубы надобно, все высмотреть, крепость проверить, нет ли где гнилости и течи. — Федор махнул рукой. — Ты сам же понимаешь, корабль три года сооружают сотни людей, а мне несподручно враз все обозреть. А еще государь велит, дабы пропорции соблюдать ему погожие да штоб кораблики резвы были на ходу. А рази сие усмотришь,
— В самом деле, ты, Федор, мастак, а одному-то такое невмочь.
— Вот-вот, — засмеялся видимо польщенный Салтыков, — теперь ты доглядывай, што я недосмотрел. С экипажем столкуйся, особливо с капитанами. Тебе с ними в схватку на море вступать.
— Верно сказываешь, — проведя рукой по шершавой, с облупившейся краской мачте, согласился Сенявин, — тута работ на месяц.
— Правильно, — в тон ему ответил Федор, — но токмо на одно судно, а их еще два, — кивнул он в сторону стоявших рядом на якорях «Рандольфа» и «Эсперанса» и показал на открытые орудийные порты. — Не позабудь пушки оглядеть, а мне, брат, днями в Лондон отъезжать. Там еще пяток корабликрв присмотрел. Кто за ними-то притопает?
— Слыхал от Апраксина, будто братца моего, Ивана, снарядят.
— Ежели никого не пришлют, с англичанами отправлю…
По пути в Лондон Салтыков заехал в Гаагу к послу, князю Борису Куракину. Почти одногодки, они пока не расходились во взглядах на затеянное царем Дело по покупке кораблей.
Вместе они «волонтерами» отправились за границу с Великим посольством царя в 1697 году. Там пути их разошлись. Куракин поехал в Венецию, Салтыков — в Голландию.
Оба они выделялись из среды близких «дружков» царя, Меншикова, Скляева, Кикина и прочих «подлого» звания, своей боярской родословной.
— Покуда, Федор Степанович, государь исправно переводит деньги для оплаты моих векселей.
Куракин знал, что, выполняя царские наказы, Салтыков мечется туда-сюда, покупает суда во французском Дюнкерке, Гамбурге, Амстердаме. В последнее время он обосновался в Англии, убедился, что на лондонских верфях строят добротно и расчетливо по «пропорциям».
Об этом же напомнил ему и Куракин перед отъездом:
— Днями получил от государя письмецо, — посол достал из шкатулки вчетверо сложенный лист, — для вас, пишет государь, купить корабли пять или больше, а по конечной нужде три от шестидесяти до сорока осьми пушек, чтоб были доброй пропорции. Веревки и паруса каковы есть и запасных не надобно, ибо дома дешевле оное найдем. — Куракин отложил письмо и поднял глаза: — Государь, как всегда, о копейке печется…
В Лондоне Салтыков еще раньше сговорился о покупке пяти кораблей. Теперь следовало проверить все тщательно и лишь потом оформлять купчую. С утра до вечера досматривал — как всегда, на совесть — один корабль за другим. Поздним вечером возвращаясь в свою скромную каморку, Федор при свече принимался за другую, по его мнению, весьма важную работу.
Пятнадцать лет назад, впервые очутившись в Европе, Федор с изумлением взирал на жизнь и быт в Голландии. Все там отличалось от устоев жизни на его родине. Присматриваясь, он с горечью подмечал добротность и аккуратность в работе на верфях, порядок и уютность в домиках простых плотников и кузнецов, отлаженное времяпрепровождение, меру в питие, обходительность горожан друг с другом. Но кое в чем уже тогда Федор оказался на высоте.