Ганс Бессмертный
Шрифт:
– Дамиано! Неси колоду из – под мёда!
Дамиано лишь переглянулся с Томмазо. Слуги не понимали, что происходит с господином, но роптать не смели. Ведь их господин был ещё и епископом.
Сегодня с утра варили хорошую кашу, Марио Кастелли выдал мёд, и жёлтое разварившееся пшено пахло медовыми сотами. Воины с радостью уплетали угощение. Так что пустая колода нашлась быстро.
Карл обошел каждого из двадцати кнехтов, всех ободрил, нашёл всем нашёл хорошие слова, и воины улыбались сеньору. Рыцарь был прирождённым полководцем. умным, храбрым
– Карл- подозвал Марио Кастелли. – вот, одна колода, как десять горшков. Всё зелье здесь. Промахнуться нельзя, огненного состава совсем мало осталось. И помни, бей по воротам, не тронь витязей. Этого едва хватит пробить нужную брешь.
– Я сделаю всё, что прикажите, ваше преподобие.
– Предаю тебя в руки Господа, рыцарь!
И епископ встал на колени прямо на голую землю и принялся класть поклоны. Смотря на молящегося сеньора, Карл фон Ратсдорф начал креститься, и целовать образок, добытый из под нечистой нательной рубашки.
Близился рассвет, и колонны двух отрядов, назначенные на приступ, прятались за фашинами, и старались не шуметь. Солнце не торопилось подняться над горизонтом, словно само прячась от недобрых людей.
– Расступись, расступись! Дайте проехать, – требовательно увещевал Тощий Гюнтер, оруженосец фон Ратсдорфа.
– Чего там? – недовольно отвечали даны передового отряда, – Это твой таран, Тоший? Ии ты свой плоской задницей выбьешь ворота? Да венды и так над тобой смеются!
– Да ты прямо стал шутником, Ансельм! Мой зад сейчас проделает в воротах дыру размером с повозку съестным нашего жулика Карла!
Воины приглушенно рассмеялись, и к балагурам стал проталкиваться здоровенный сотник Торкиль, известный своими пудовыми кулаками.
– Рыцарь, уйми своих! А вы, корм для рюгенской селёдки! Молчите, или король отрубит головы виновным!
Ансельм прикрыл лицо своим побитым щитом, а его друзья пригнулись в строю, что бы Торкиль их не заметил.
– Гюнтер, приготовь фонарь. Воины, щиты выше, – командовал Ратсдорф.
Ополченцы поздно заметили винеи на колесах, медленно двигавшиеся к валу и рву города. Но вот, засвистели стрелы, и в небо поднялся жирный чёрный дым, нестерпимо вонявший смолой. До ворот за рвом оставалось шагов двадцать, и рыцарь помянул и Бога и Чёрта, и поднёс к фитилю бочонка с зельем огонь фонаря.
– Раз, два, три, – сосчитал он, и по высокой дуге бросил липовый бочонок в цель.
Рыцарь в волнении смотрел, как летит липовая колода, как катится к створкам тяжёлых ворот, обитых железом. Он только успел выдохнуть три раза и случилось…
– Бабах!
Заложило уши от громадной вспышки, огненный факел поднялся выше башни, вылетело одно бревно, и раздался сильный скрип. В сторону датчан прилетели два бревна, убив и покалечив пятерых пехотинцев. Десятники с трудом удерживали армию, готовую в страхе разбежаться.
– Остановитесь, воины! – кричал епископ, –
Надвратная башенка, лишенная теперь крыши из дранки, улетевшей в море при взрыве, раскачивалась при ветре. Ворота задумчиво постояли две секунды, затем их обломки с оглушительным грохотом упали на землю, продолжая гореть. А сверху их накрыли брёвна из сруба крепостной постройки.
Среди данов раздался оглушительный вопль восторга, и воины тащили перекидные мостки, бросая их через почти засыпанный ров с водой. Первым побежал громадный Торкиль, размахивая топором.
– Сеньор, а мы? – спросил рыцаря Карл.
– А мы, отважно стоим в тылу. Мы своё дело сделали. Верно, Гюнтер?
– Так и есть, ваша честь, – с довольным видом закивал кнехт.
У ворот кипела битва, но датчане оттесняли жителей к домам. Карл шёл сзади строя, в задумчивости грыз трофейный славянский пряник. Над домами и усадьбами города стали появляться белые знамена.
– Воины, два шага назад! – не своим , пронзительным голосом закричал Торкиль.
Но остановить ярость натерпевшихся данов было сложно, и на помощь пошли десятники, оттесняя пехотинцев. Со стороны лагеря послышался стук копыт. Фон Ратсдорф, обернувшись, увидел королевскую свиту Вальдемара Датского и его князей, Казимира и Прибыслава. Развивалось и огромное датское знамя, которое несли в руках трое знаменосцев.
За ними неспешно трусил на муле и Марио Кастелли, с покрытой капюшоном головой, опустив очи долу. Рядом ехали на двуколке неразлучные Томмазо и Дамиано, делая постные лица, но всё хитрецы вокруг замечали, и думали, есть ли чем здесь поживиться? Рыцарь улыбнулся, вспомнив, отчего отчаянный епископ, его славный сеньор, не шествует на дорогом жеребце.
«Скромность и кротость болен к лицу служителю церкви, Карл» -говорил он.
« А что же вы не на ослике, экселенц?»– поддел его Ратсдорф.
« Это была бы показная скромность. Ослик нёс самого Иисуса Христа»
Епископ спешился, и с посохом едва не побежал к Карлу, увидев его невредимым и стоящим на поле рядом с кнехтами. Лицо Марио Кастелли лучилось улыбкой, он, не чинясь, обнял рыцаря.
– Я рад, что ты жив, Карл. Что вы все живы, – и оглядел улыбающихся кнехтов.
– Добычи не будет, – заныл Тощий Гюнтер, – не будет жареного мяса и вина! Экселенц!
– Не будет и арбалетного болта в твою глупую толстую задницу, – тут же ответил Ратсдорф, – простите, экселенц.
– Я вознагражу вас, мои храбрые воины. Томмазо, Дамиано! – крикнул он слугам, – раздайте кошельки!
– Ты молодец, – хвалил епископ рыцаря, – Сжег башню с воротами, если бы не твоя отвага и разум, смертоубийство так и продолжалось месяцы, а то и годы.
– Это могучее оружие, экселенц, то что вы мне дали в руки. Вы станете богаты, когда станете продавать это зелье.
– Осталось всего пятнадцать сосудов, что я привёз из Святой Земли. Больше у меня нет этого состава, – не сказал всей правды епископ.