Ганс Бессмертный

Соловьев Сергей

***

Витязи собрались за столами гостепреимного дома, и прекрасный обед словно стал наградой морским старателям за беспокойную ночь. Непонятно почему звонили здесь колокола церквей, Анастасий переглянулся с Леонтием, парнишка лишь пожал плечами , не понимая, в чём дело.

Артельщики с удовольствием поглощали прекрасную стряпню неугомонной кухарки постоялого двора, и , всегда хмурая женщина развеселилась, увидев, как рады её стряпне. Анастасий опять подошёл к Витеню, поклонился:

– Всем ли довольны гости дорогие? – снова спросил

ромей.

– Превосходно.

– Старшина, вам надо дождаться тиуна княжеского. Он осмотрит товар, и если княжескому двору что надобно, то он купит у вас до торга.

– Нам не в убыток будет?

– Тиун платит честную цену за добро.

– Тогда хорошо. Надеюсь, придёт он не поздно? А то будем ждать, а никто не явится.

– Тиун Горазд мужчина основательный, свою честь блюдёт! Так что обманом пробавляться не станет. Не беспокойся, – успокоил гостя Анастасий.

Прибежал Леонтий, с красным лицом, тяжело дышавший и тут же кинулся к хозяину и зашептал тому на ухо. Анастасий только тёр лоб в замешательстве.

– Что произошло? – спросил Витень, вставая из-за стола.

– Ешьте, ешьте, – замахал руками корчемник, – вы наши гости!

Северяне доели и допили, и опять зазвонили колокола. Тут в обеденную залу вошёл незнакомый человек, и обратился к содержателю постоялого двора:

– Князь Олег умер. Почувствовал себя худо, пошёл простится с конём, и там силы покинули правителя, – строгим голосом говорил тиун, – там и умер князь. Ваши товары я готов приобрести для княжеского двора.

– Старшина артели Витень. Буду рад… Соболя да рыбий зуб, – охотно говорил Витень.

– Гораздом меня зовут. Прости, у многих в городе печаль на сердце после смерти Олега. И у меня. Пойдём, покажешь товар?

– Конечно. Со мной ещё двое пойдут. Услад! Яромир! Со мной пойдёте! Лют, дождись тех, кто в город пошли!

– Всё сделаю, старшина, – ответил его помошник.

– Артельщики в город пошли? – поддакнул тиун. – с дороги, оно понятно…

Витень снарядился быстро, взял суму с бирками и ключи от лабаза, и дождался Услада и Яромира. Тиун сидел на лавке невесёлый, да и Анастасий тоже, видно, расстроен и испуган.

– Чего Анастасий-то в сомнениях? – на старом языке спросил Яромир Витеня.

– Теперь войны боятся. Да и как Олега будут хоронить…

– А чего там? – удивился Услад, – неужто по другому обычаю?

– Если древним обычаем....Тело в котле выварят, пока плоть не отпадёт, затем кости вином обмоют и золотом украсят, ну и в ларь сложат, как должно… Голову отдельно хранят…

– Ну, раньше у усуней ещё заковырестей делалось. Тело вываривали, затем либо глиной покрывали, или, для умершего новую плоть из кожи шили, а в неё старые кости клали, а потом по окрестным сёлам возили, прощались.

– Да сейчас проще…– задумался Витень.

Молчали и другие витязи. Бывало, погибали и они, и совсем, если теряли голову в бою. А одного волхвы и через двести лет воскресили, это сам Витень видел. Когда

он сам череп у саксов выкупил по равному весу за золото… Но смотреть, как Евратий воскресал тогда – никто не смог. Тело облекалось плотью почти месяц, и видеть это было выше его сил. Только волхв Радей был при витязе неотлучно, подносил воду и мёд, что бы ожил Евпатий.

– Пойдём, Горазд, – тихо сказал старшина.

Тот лишь кивнул головой в ответ, и пошёл впереди, постукивая посохом о мостовую. За ним шли пятеро его отроков, они вдобавок катили и тележку. Дорога здесь была выложена известковыми, уже истёршимися плитами, так что и в дождь, да и в редкий здесь снег грязи было не так много.

Они шли медленно, встречавшиеся люди также были с печальными лицами, словно потеряли нечто дорогое для себя. Тиун здоровался с некоторыми людьми, видно, тоже шедшими в порт по торговым делам. Солнце спряталось в тучи, и хотя дождя не было, день стал серым и тусклым, но стало не так жарко, как вчера. Но вот, подошли и к лабазам, огражденным забором, сложенным из больших грубых камней.

– Привет, Хвыля, – поздоровался с стражником Горазд

– И тебе здравствовать, – ответил тот, так держа руку на поясе, за который был вставлен боевой топор широким лезвием вверх.

– Нам в лабаз, – заговорил уже Витень, доставая бирки.

Стражник кивнул, осмотрел печати, сопоставил срез на дереве бирки у северянина, и свой, кивнул головой, и выдал веское слово:

– Проходите, дорогие гости!

Лабаз был не особо большой, так и товара было не так много. Витень снял печати и отворил створки, показывая и рыбий зуб,и богатые меха с Севера.

– Давай я зажгу фитиль в фонаре, не видно же ничего, – тихо проговорил Горазд.

– Точно, – нашёлся Витень, – чуть не забыл.

И обругал себя за забывчивость. Они, бессмертные, в темноте видят, как днём, а обычные люди- не видят ничего…Глянул ещё раз на тиуна, но тот не был обеспокоен, или напуган. Просто хотел осмотреть товар. Старшина достал огниво, в два удара добыл искру и быстро зажёг огонь. Себя, правда, похвалил, что не воспользовался другой игрушкой- зажигательным стеклом. Это было бы лишним… Фонарь дал свет, хотя дыма сначала было многовато. Горазд левой рукой с фонарём, а правой с посохом, прошелся мимо сорока клыков рыбьего зуба, восхитился соболями, переливчатыми шкурками…

– А чего на севере есть ещё чудного? – спросил тиун.

– Да вот, – и Витень достал горсть лёгких чёрных камней, маслянистых на ощупь, – Горюч- камень, с Грумант- острова. Горит жарко, словами не передать. Ну и зуб Индрик – зверя. Но его давно не привозили.

– Много его там?

– Да будто весь остров из него. Копнуть – лопата или две в глубину.

– А чего сюда не возите?

– Да кому он нужен? Дерева полно, а места в лодьях под ворвань, шкуры да моржовый зуб, или рыбу кто испромыслит. На месте им печи топят, на острове. Но жар сильный, осторожно надо, а то дымоход и труба прогорит и дом сожжешь.