Ганза. Книга 1
Шрифт:
Вытянув руку, я выстрелил, целясь в первого всадника. Осечка. Я помянул черта и разрядил второй пистолет, одновременно с выстрелом Себастьяна. Оба мы поразили одну и ту же цель. Один из преследователей вылетел из седла, застряв ногой в стремени. Лошадь проскакала еще немного, волоча всадника по земле, затем остановилась у канавы, служившей обочиной дороге.
Остальные трое приблизились, обнажая клинки. Один из них выстрелил в меня, но промахнулся. Мысленно возблагодарив Бога, я направил лошадь вперед, видя как за мной следуют Себастьян с Альбертом.
В
Мы встретились и оружие соприкоснулось, вышибая искры. Выбрав момент между его ударами, которые я либо парировал, либо уклонялся от них, мне удалось сделать выпад, невзирая на то, что валлонский меч больше удобен для рубящих ударов. Клинок вонзился в незащищенную сталью левую подмышку моего противника. Провернув меч в ране, я выдернул меч из его тела.
Он закричал, уже не пытаясь нанести удар, а тем более защититься от моего. Я рубанул его по шее. Не встретив преграды, клинок рассек ему нижнюю часть лица и перерубил шейные позвонки — я слышал, как они хрустнули. Заливая одежду и доспех кровью, он сполз с лошади.
У меня на несколько мгновений секунд задержалась в голове мысль о том, что его экипировка теперь бесполезна для нас. Потом я присоединился к бою Себастьяна с другим всадником, более опытным в фехтовании, и эта мысль исчезла.
Вдвоем мы убили его и успели досмотреть окончание схватки Альберта с третьим преследователем. Они бились на равных, и мы дернулись в сторону мага, чтобы помочь ему. Но тот протестующим жестом — специально выкроил на это время, орел! — остановил нас. Спустя несколько секунд его голландец допустил ошибку, последнюю ошибку в своей жизни, и бой завершился. Этот всадник, в отличии от других трех, не носил доспеха.
Осмотрев тела убитых врагов, мы обнаружили, что стали обладателями трех кирас — одна из которых была с отверстием от Себастьяновой пули напротив сердца (я-то стрелял в голову) — пяти сотен гульденов в общей сложности, четырех лошадей и небольшого запаса оружия: мечи, пистолеты, один кинжал для левой руки.
Лошадей решили взять с собой, чтобы худших продать при первом же удобном случае, а на оставшихся продолжить путь. Кирасы мы поделили, наскоро разыграв их в кости. Та, что была продырявлена, досталась мне — никогда не везло ни в кости, ни в карты. Два пистолета мы отдали Альберту, получив от него обещание, что как только в ближайшее время у него найдутся свободными хотя бы полчаса, он обязательно посвятит их урокам стрельбы под моим руководством. Фон Вормсвирген, страстно ненавидящий доспехи за то, что они портят его дорогую, прекрасно отделанную одежду, поныл немного. Но потом, естественно, надел кирасу.
Потратив на облачение в доспехи минут десять, мы наконец продолжили свой путь к юго-восточной границе республики Соединенных Провинций. Себастьян еще некоторое время винил нас за то, что мы не оставили никого из этих людей в живых, чтобы допросить. Как и в прошлый, и в позапрошлый
Хозяин таверны — я не обратил внимания на название — лебезил перед нами, пытаясь выторговать лишний гульден. Здесь, на дороге в Альгердорф, ему приходилось использовать все свое красноречие, чтобы сохранить трактир в целости.
Себастьян пригрозил ему немедленной расправой, обещая повесить его в его же конюшне, и после этого трактирщик стал сговорчивее. Фон Вормсвирген ссыпал в кошелек оставшиеся деньги:
— А теперь неси сюда пива, лучшего что есть. Быстрее! — прикрикнул он трактирщика. Хозяин помчался к спуску в погреб, опасаясь гнева знатного господина.
Было душно. Солнца почти не было видно, но стояла неимоверная жара, предвещающая дождь. Мы не решились заходить в таверну, предпочитая остаться снаружи — внутри, казалось, располагался вход в ад, огненную геенну.
Трактирщик поставил перед нами три глиняные кружки. Альберт попробовал пиво, хмыкнул и довольно причмокнул, хваля хозяина:
— Холодное. Неплохо, в такую жару-то.
Тот начал кланяться и бормотать что-то неразборчивое о своих доходах и семье. Себастьян приказал нести четвертую кружку — для самого хозяина таверны. Трактирщик сбегал за пивом в погреб и уселся на траву рядом с нами.
— Как зовут? — начал допрос фон Вормсвирген.
— Петер Браз, господин, — хозяин попытался встать, чтобы поклониться. Граф положил руку ему на плечо, остановив.
— А скажи мне, Петер, далеко ли отсюда до Кельна? И какова сейчас дорога? — сжимая кистью плечо трактирщика, ласково вопросил Себастьян.
— Дня три верхом, господин. Это если вы будете тратить все дни на дорогу. Дальше есть еще три трактира, — мужик начал загибать пальцы, считая. — Мартына Гольцера, это в следующей деревне… Нет, вру, простите, благородный господин, только два осталось. Третий неделю уж как граф Грегор из Лефлера спалил, когда его войска по тракту шли…
— Граф Грегор? А подробней? — все мы выразили искреннею озабоченность наличием где-то впереди по дороге воинственного князя, да еще с отрядом солдат.
— В Альгердорф шел, милостивые господа. Присоединиться к армии Рекнагеля Пфальцского.
Я вздрогнул, будучи знакомым с Рекнагелем. Он был племянником того самого Фридриха Пфальцского, что претендовал на императорский трон и который послужил поводом к нынешней войне. Не понимаю, почему крестьяне, страдающие от войны больше всех, до сих пор приветствуют Рекнагеля как освободителя и чуть ли не второго мессию. Пора бы уже понять: война перешла в новую стадию. Она не закончится до тех пор, пока у одной из сторон, или даже у обеих, иссякнут силы. А это случится нескоро — слишком много стран граничило с империей. Слишком много стран хотели получить свой кусок ее земель, обосновывая это древними, полуистлевшими эдиктами или просто силой своих войск.