Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Истинным благополучием для Детмара было то, что Ян жил у него в доме. Если он и не мог его надлежащим образом утешить и успокоить, зато он готов был на всякую помощь по хозяйству и управлению домашним порядком, так как всё это обрушилось на Детмара. Последняя служанка сбежала из дома, когда увидела, что господа заболели. Весть, разнесённая ею в околотке о болезни фрау Детмар, побудила всех соседей даже не подходить к их дому: никто уже не сомневался в том, что они должны были ожидать посещения чёрной смерти.
— Ну, и Бог с ними, — заявил Ян хозяину, — пусть
— Спасибо тебе, — отвечал ему Детмар плаксивым тоном, тревожно прислушиваясь у дверей жениной спальни. — Что это? Как будто чихнул кто-то из них? — боязливо спросил он (первым признаком заболевания чёрной смертью было усиленное чиханье).
— Нет! Я ничего подобного не слышал, — сказал Ян. — Да и зачем вы это сейчас всё дурное предполагаете?
— Ах, да и то правда! Но ведь поневоле натерпишься страха! Ой, батюшки... Кажется, и у меня теперь начинается... Чхи!..
Ян невольно рассмеялся; но Детмар не обратил на это никакого внимания и ещё тревожнее прежнего спросил его:
— А что? Посмотри-ка! Лицо-то у меня ещё не почернело?
Ян уверил его, что ничего подобного нет.
Вскоре после того жена кликнула мейстера Детмара в спальню. Детмар ожидал всяких ужасов, не мог говорить от волнения — и как же был он удивлён, когда она ему заявила, что она чувствует себя гораздо лучше.
— А наша Лизочка? — шепнул он ей. Фрау Детмар взглянула на дочь.
— Она спит совершенно спокойно, — сказала она, — и я даже думаю, что мы все переболели только от страха.
— Дай-то Бог! — проговорил Детмар с глубоким вздохом.
— А где же Ян? — спросила супруга.
— А здесь же. Этот добрый малый — большая для меня подмога.
— Но только ты распорядись, чтобы он не выходил на улицу, чтобы как-нибудь не занести к нам в дом эту страшную болезнь. Если мы сумеем оберечь себя от всех сношений с заражёнными, то чёрная немочь, может быть, и не переступит нашего порога. По счастью, у нас в кладовой ещё довольно есть запасов.
Мейстер Детмар молчаливым кивком головы на всё изъявил полнейшее согласие и ещё раз порадовался тому, что жена у него такая умная да разумная.
Когда в течение дня оказалось, что и фрейлейн Елисавета тоже оправилась от своего внезапного нездоровья, то Детмар даже перестал хмуриться и как будто повеселел.
Мирно и тихо потекла после этого жизнь семьи, добровольно уединившейся от всяких сношений с внешним миром. И если на хозяев даже это уединение действовало иногда довольно неприятно, нагоняя на них тоску, то никак нельзя было сказать того же о Яне и Елисавете, которые умели разнообразить своё уединение нескончаемыми разговорами, шутками, рассказами и пересмешками. Их весёлое настроение, конечно, действовало и на родителей, и в пустых комнатах чаще и чаще стал раздаваться звонкий, заливчатый смех молодёжи, к которому часто примешивались густые басовые ноты смеха самого мейстера Детмара. Он теперь уж и сам начинал подтрунивать над своим страхом и опасениями, которые пережил в течение вышеописанного нами утра, и не знал,
Когда дом мейстера Детмара опять прозрел, т. е. вновь открылись его окна и двери и восстановились сношения с внешним миром, в окна уже светило первыми тёплыми лучами весеннее солнце, ещё раз одолевшее суровую зиму, а с нею вместе как бы разом изгнавшее из Любека все нахлынувшие на него беды. Зараза миновала. Городской совет позаботился об обильном подвозе зернового хлеба, причём и голоду в низших классах был положен предел; а там мало-помалу стала вновь оживляться и торговая, и промышленная деятельность города, и безработица тоже прекратилась.
Когда Ян снова, после долгого отсутствия, явился в контору Госвина Стеена, тот не выказал никакого особенного изумления, никакой особенной приязни к юноше. Тяжёлый период, в течение которого зараза свирепствовала в Любеке, удивительно притупил всякие чувства. Гораздо менее удивлялись тому, что сегодня видели в гробу человека, вчера ещё живого и здорового, нежели тому, что человек успел ускользнуть из когтей злой судьбины. Яну даже не пришлось извиняться перед хозяином в своём долгом отсутствии, тем более что во время эпидемии и дел было немного.
XXI
Под личиной честности
Первым посторонним посетителем дома Детмаров был думский писец Беер. Само собою разумеется, он весьма сожалел о том, что так долго лишён был возможности видеть почтенное семейство мейстера Детмара.
— Пытался, многократно пытался, — уверял Беер, — даже в двери стучался как-то однажды. Но всё совершенно напрасно... Мои опасения и беспокойство о вас доходили до предела. И как это вы, почтенная фрау Детмар, были в состоянии так надолго прервать всякие сношения с городом?
— О! — отозвалась Елисавета вместо своей матери. — Это время не показалось нам таким долгим: мы умели себя и позабавить. Не правда ли, Ян? — добавила она, плутовски подмигивая юноше.
— Ах, да, да! Я было и забыл, — поддакнул Елисавете писец с злобной улыбкой, — ведь молодой Ганнеке был тут же, в доме с вами. Ну, понятное дело, что для весёлой-то молодёжи время пролетело, конечно, незаметно; а вот каково-то почтенным родителям было? Ну, да о них в нынешнее время, пожалуй, что никто и не спрашивает.
— Ошибаетесь, г-н Беер, — резко отозвалась Елисавета. — И отец, и матушка принимали участие в нашем веселье и забавах.
— Ну, уж, конечно, — добавила фрау Детмар примирительным тоном, — стараешься поневоле как-нибудь украсить своё существование. Жаль, что вот мужа-то моего нет дома, а то он бы, вероятно, был очень рад г-ну Бееру. Да не угодно ли вам будет присесть?
И она при этом указала на один из стульев у стола.
— Вы очень добры, почтеннейшая фрау Детмар, — с нижайшим поклоном проговорил думский писец, — но я долго не могу у вас остаться...