Гарь
Шрифт:
Анна пыталась отвлечь его разговорами, но отвечать совершенно не хотелось. Любая его попытка ответить оборачивалась очередным “да-да”, и голос Орсина эхом звучал в голове.
“Сгорел”.
“Сгорел”.
“Сгорел”.
Анжей поджимал губы и старался унять дрожь в руках. Больше всего на свете ему хотелось помчаться туда за секунду, открыть дверь и понять, что баш соврал ему, посмеялся, поиздевался. Что-то, а делать пакости они любили.
И всё же понимал, что это не так. Живое тому доказательство сидело в санях и смотрело в небо.
Никто никогда не выпустил бы
Орсин не говорил с ними, игнорируя большинство вопросов и фраз, но один-едниственный раз ответил Анне:
— Так Жатвы не было потому, что всё сгорело?
— Да.
— Понятно, — ответила она, но развивать тему не стала.
Они ехали на протяжении нескольких часов, минули две деревни, огромное кукурузное поле и снова въехали в лес. Солнцу надело светить, и оно укрылось за горизонтом, оставив только темноту, звёзды и спутники. Снег искрился, стало холодать, и Анна накинула на себя и на брата одеяла.
— Вот тут! — резко сказал Орсин.
Анжей немедля остановил сани. Собаки тревожно навострили уши, а возница огляделся: они были посреди нигде, только голый лес да прямая дорога. Подумав, что упускает что-то, посмотрел ещё раз, но так и не смог разглядеть ничего особенного.
— Тут ничего нет! — озвучила Анна его мысли.
— Как нет! Вот же, лес! — возразил баш.
— Лес-то есть, а острова Цветов нет.
— Дура, его тут и не будет! Он за деревом!
— Подбирай выражения, а то отрежу уши!
Повернувшись к сопровождающему, Анжей спросил:
— Хорошо. Мы просто не можем увидеть то самое дерево. Ты можешь нам показать?
— Да, но тогда я хочу два колокольчика!
На такую цену они и договорились. По указу баша слезли с саней и пошли в лесную темноту, проваливаясь по колено в сугробы и огибая тонкие берёзовые стволы. Ветер тоскливо завыл в ветвях, синеватое свечение ночи позволяло разглядеть еле заметную тропу, проложенную кем-то давным-давно. Шаг вправо, шаг влево и провалишься по пояс. Анжей то и дело оборачивался на дорогу, чтобы не терять из виду сани и фонарь. Анна достала из-за пазухи кинжал и крепко сжала в ладони.
Когда свет огня стал еле заметен, Орсин остановился.
— Вот!
Он указал на две совершенно неприметные жухлые берёзки, жавшиеся друг к другу кронами, но оставившие достаточно места у основания, чтобы туда мог пролезть человек.
— Там же ничего нет! — сказала сестра, сделав круг почёта вокруг деревьев.
— Есть. Надо пройти между ними и будете на острове Цветов. Если переход ещё работает. Если уже не работает, то не знаю. Может и не работать, потому что…
— Всё сгорело, да-да, мы помним.
Баш обиженно надулся. Анна махнула рукой.
— Ну, тогда покажи нам. А то уйдешь, а мы будем до рассвета туда-сюда ходить как дураки.
Сделав два прыжка, Орсин третьим влетел в проход между деревьями и пропал. Анжей заглянул в проём, обошёл берёзы кругом, робко просунул руку туда, где исчез юноша, но ничего на произошло.
Он запомнил свой переход не так, поэтому факт исчезновения казался ему удивительным.
А
— Ого! — воскликнула она.
Хотела сказать что-то ещё, но тут Орсин снова вывалился на снег так быстро, что никто не заметил, как он это сделал. Выглядел баш неважно: побледневший, осунувшийся и вялый.
— Нет, нет! — сказал он с оттенком страха. — Я больше не хочу это видеть, я ухожу. Сами идите, я всё показал.
— Спасибо тебе, Орсин. Можешь забрать два колокольчики.
— Пока-пока! — сказала Анна, не отрываясь от изучения берёз.
Развернувшись, Орсин побрёл сквозь снег обратно к дороге. Двигался он медленнее, чем раньше, и было видно, что ему надо отдохнуть, но всё равно баш упорно шёл к своей смешной награде.
— Что с ним? — спросила Анна.
— Гран говорил, что всегда такие вот переходы истощают человека. Ну или баша. Что-то вроде равновесия.
— То есть нам там будет тоже плохо?
— Ага.
— Хм. Слушай, Анж, а ты уверен, что оно нам надо? Так, ладно, не смотри на меня так, я понимаю, что мы в любом случае пойдём. Просто я не хочу… — она отвела взгляд. — … чтобы ты разочаровался.
Анжей тоже не хотел. Каждый раз, когда здравый смысл шептал ему слово “сгорел” — страх поднимался в животе.
Но он не мог бросить своего друга в неизвестности, даже если тот когда-то бросил его.
Приказав собакам сидеть и ждать, он протянул сестре руку.
— Анна, мне надо пойти.
— Ну тогда пошли.
Она схватила брата за ладонь, зажмурилась и первой шагнула в проём, а Анжей не закрывал глаз, и белый свет ослепил его.
Глава пятая. Цели и средства. Михалина
Над вересковой пустошью царила ночь: один спутник сиял ярче любой звезды, а двое других скромно показывались полубоком. Летали мотыльки, сверкали созвездия, ночные насекомые жужжали и танцевали. Прокричала птица, ей ответила другая. Далеко-далеко закричала рысь, долго и протяжно, словно искала кого-то и звала, надеясь до последнего.
Лина сидела у окна, вышивала платок и смотрела в темноту, ожидая прибытия дяди и Алеха. Конечно, они поехали не одни, с ними были ещё люди, но они мало её интересовали, слишком уж она привыкла к тому, что люди приходят и уходят, рождаются и умирают, клянутся в верности и предают, и только дядя оставался рядом всегда. И, как она горячо надеялась, Алех тоже останется насовсем.
При мысли о нём бледные щёки Лины покрылись румянцем. Она ничего не могла поделать с собой, как ни старалась, лишь вновь и вновь возвращалась в своих мыслях к его тёмным глазам, слегка волнистым волосам, ямочкам на щеках, маленькой родинке в уголке глаза… Встряхнув головой, чтобы хоть как-то отогнать нудобные мысли, Михалина принялась яростно вышивать, но то ли душная ночь, то ли суета мыслей упорно мешали, и работа не шла. Она отложила платок, накинула шаль и пошла по лестнице вниз, к выходу. Ступеньки безжалостно скрипели, выдавая её замысел, и на звук выглянул Никита. Он даже специально пригнулся — огромный рост не позволял ему спокойно помещаться в проходе.