Гараж. Автобиография семьи
Шрифт:
М.Ш.: Я слушал Клиберна?
Н.Б.: Да, ты был уже на подходе.
А.Ш.: Очевидно, ступенечка была настолько низкой, что Миша совершенно не увлекается фортепьянной музыкой.
М.Ш.: Я даже абсолютно лишён музыкального слуха.
А.Ш.: А вообще у нас архимузыкальная семья. Мой папа, дедушка Миши, был замечательный скрипач, я…
М.Ш.: Я поставил бы точку на дедушке.
А.Ш.: Я тоже замечательный скрипач. По поводу замечательных музыкантов. Сейчас эталон афористичности – Раневская. Она действительно была выдающейся дамой. Но не одна она. Немало людей тоже мыслили афористично и были очень остроумными. Например, Леонид Утёсов. Когда появился Эстрадный оркестр Эдди Рознера и вышел набриолиненный красавец
– Эдди – это воплощение артистичности, замечательный музыкант.
– Говорят, он вторая труба мира, а первая кто? – спросил я.
– Ну, первых огромное количество!
Н.Б.: Когда Миша родился, нас поздравляли не только друзья и коллеги. Три поклонницы Шуры (ещё с театрального училища) пришли к нам и принесли в подарок цветы и серебряные рюмочки. У меня со многими Шуриными поклонницами были хорошие отношения. Мы перезванивались, муж приглашал их на спектакли. Всю жизнь после каждого спектакля Шура привозил полную машину букетов. Я считала: не страшны женщины, которые дарят цветы, страшны те, которым дарят.
А.Ш.: У меня была поклонница – дама с огромной рыжей халой. Она всегда сидела в первом ряду по центру. Мы с Олей Аросевой играли в спектакле о становлении колхозов в Прибалтике. Она прошептала мне: «Твоя на месте». В этом спектакле мы пели куплеты, и, когда оттанцевали и убежали за кулисы, поклонница одна нам аплодировала. Оля сказала: «Шквал». Дама всегда приходила с огромным букетом и мне его вручала. Хотя на этот спектакль никто цветов не приносил.
– Не берите эти букеты, – посоветовал мне как-то один артист.
– Почему? – удивился я.
– Они с кладбища.
Она собирала их на могилах.
Н.Б.: Миша, ты всюду рассказываешь, что для тебя Родина – не вся Россия с берёзками, а наша дача. Тебя на неё привезли, когда тебе было 10 дней, и вот прошло уже столько лет, а ты до сих пор с родителями на той же террасе, за тем же столом, на котором тебя, голенького, пеленали.
М.Ш.: Как только послушал Клиберна, практически сразу приехал на дачу.
А.Ш.: И стал слушать другого пианиста – Святослава Рихтера, который жил тут напротив.
Н.Б.: Как-то у нас на даче прохудилось любимое всеми кресло. Шура пошёл искать, чем бы его можно было привести в порядок. И где-то на помойке у дачи Рихтера обнаружил выброшенную кровать на пружинах. Он отвинтил пружины, принёс, всё сделал, и это кресло до сих пор стоит на веранде с пружинами из рихтеровской кровати.
М.Ш.: При сидении и вставании они звучат как Рахманинов.
А.Ш.: Я в поселке НИЛ пришлый. Я в нём всего-то 73 года.
Н.Б.: А я, как Миша, с рождения. Это дача моего дедушки, главного архитектора Москвы Владимира Семёнова. Здесь мы с Шурой и познакомились.
Из бардачка Александра Ширвиндта
Когда я стал серьёзно ухаживать за своей будущей женой, а режиссёр Михаил Рапопорт за своей – Марией (Миррой) Кнушевицкой, мы в выходные ездили с дачи встречать их на станцию на автомобиле «Москвич-401». И поскольку он обычно сам не желал подавать бензин в двигатель, придумали особое устройство. Называлось – «карбюратор падающего потока». Мишка садился за руль, а я справа, и в протянутой в открытое окно руке держал ведро с бензином. В него был опущен шланг от клизмы, который был проведён в карбюратор. Так и ехали до самой станции.
Н.Б.: К вопросу о музыке. В одно дождливое лето, когда нашему Мише было шесть лет, а Андрюше, сыну Кнушевицкой и Рапопорта, четыре года, мы в отпуске томились на даче. Делать нечего, дети ноют. У нас был патефон, и мы почему-то, видимо под настроение, постоянно ставили пластинку с песней «Шаланды, полные кефали».
– Если поставите в десятый раз, – пригрозил Миша Рапопорт, – разобью.
Кто-то всё-таки не удержался, и Миша разбил пластинку на мелкие кусочки.
А.Ш.: Чтобы Мишка больше ничего на даче не разбивал, мы старались куда-нибудь уехать. В 21-й «Волге» был диван. Когда его откидывали, машина превращалась в спальню шестизвёздочного отеля.
М.Ш.: У меня другие воспоминания об этом диване.
Из бардачка Михаила Ширвиндта
Мы поехали отдыхать с семьёй Рапопортов. Эта семья, как и мои родители, – продукт дачного романа. Только, в отличие от моего пришлого папы, они самые что ни на есть НИЛьские аборигены. Их дачи стояли напротив друг друга. Михаил Рапопорт, театральный режиссёр, был сыном Иосифа Матвеевича Рапопорта, знаменитого актёра, режиссёра, педагога. Мирра Кнушевицкая, актриса Театра имени Моссовета, – дочка оперной певицы Наталии Дмитриевны Шпиллер и виолончелиста Святослава Николаевича Кнушевицкого. Естественно, что такая духовная и территориальная близость не могла не породить моего товарища Андрея Рапопорта – известного актёра театра и кино.
Ехать было решено на машине, но папина «Победа» совсем рассыпалась. Тогда все стали клянчить автомобиль у Наталии Дмитриевны Шпиллер. У неё как у народной артистки РСФСР, лауреата трёх (!) Сталинских премий была личная «Волга». Наталия Дмитриевна сказала, что машину не даст, потому что она третий год просит перенести пианино в соседнюю комнату и никто даже не пошевелил пальцем. Тогда Миша и папа схватили пианино и мгновенно перетащили его куда надо, потом вернулись, подняли кресло вместе с Наталией Дмитриевной и отнесли их тоже. Так появилась эта треклятая машина!
Почему треклятая? Представьте себе: лето, жара, кондиционеры ещё не изобретены, ехать 1000 километров на Украину в Черкассы, и самое главное – вшестером! Но кто ж поинтересуется мнением двух малышей шести и четырёх лет? Поехали! Душная машина мне надоела довольно быстро, редкие мимолётные остановки у кустиков надолго не развлекали, и тогда я придумал. У Андрея, как и у всех детей, был свой лексикон: быстрая придорожная остановка или остановка «до вiтру» (на украинской территории) называлась «пи-пи», стоянка более продолжительная, в хорошем лесочке, называлась «гром». И я начал это эксплуатировать. Примерно раз в сорок минут я щипал Андрея и грозно шептал ему на ухо: «Гром!» Через десять секунд послушный мальчик объявлял «гром» в буквальном смысле громогласно. Автомобиль останавливался, Андрей шёл за куст, а я получал 15 минут воздуха. На третий раз взрослые заподозрили неладное и во время стоянки вчетвером пошли за куст смотреть, как проходит «гром». Сколько бедный Андрюша ни тужился, но был разоблачён и закинут вместе со мной в духоту.
Второй ужасный момент – это спать вшестером в одной машине! До сих пор не понимаю, как мы там уместились, только помню, что у Андрея был какой-то жуткий деревянный монстр-буратино Петя, с которым он не расставался ни на секунду, даже во сне. И вот все под моё ворчание невообразимым образом умялись друг в друга, замерли. Наступила наконец тишина, как вдруг я гневно вскричал, подытоживая весь кошмар: «И ещё этот ваш Петя!!!» Потом долго «этот ваш Петя» цитировался взрослыми в критических ситуациях.
Н.Б.: Сейчас на нашей даче бегают уже правнуки. Когда правнучке Элле, дочке нашего внука Андрюши, было три с половиной года, она меня спросила:
– Почему ты такая старая?
– Давно родилась, – говорю.
– А почему?
– Мне надо было родить тебе дедушку.
Дедушка – Миша – сидел рядом. Элла задумалась.
– А тебе тяжело было его носить?
– Да нет, он тогда был маленький.
Элла, показывая на нашу собаку, спрашивает:
– А Микки тоже у тебя в животе сидел?
Я подумала: по-моему, она считает меня сукой.
«Сам за рулём кобылы»
М.Ш.: За годы, что я делал свои телевизионные программы, мне пришлось передвигаться самыми разными способами. Это были самолёты, вертолёты, поезда, автомобили разного рода (джип-сафари с переворотами и гонки на выживание, в которых я тоже несколько раз перекувырнулся), яхты и катера, различные вариации рикш, все виды велосипедов, лыжи (равнинные, горные и даже для езды по песку). Я погружался под воду с батискафом и летал на парашюте за лодкой. Я ездил на лошадях, верблюдах, ездовых собаках, северных оленях, слонах и перемещался, если это можно так назвать, на дельфинах, держась за плавники.