Гардемарин Ее Величества. Инкарнация
Шрифт:
Круто… нет, даже не так — очень, ОЧЕНЬ круто. Четвертый ранг точно, а может, и третий. Набрать такую силищу в возрасте до сорока за всю историю Империи смогли всего восемь человек, включая меня самого. А если к сырой мощи Дара прилагается еще и умение, выходящее за рамки базовой программы военных училищ…
Размажет. Ровным слоем. Раскатает по саду так, что мокрого места не останется. Хоть отделение спецназа, хоть целый взвод. Я догадывался, что у Матвея найдется туз в коротком рукаве его поло, но и подумать не мог, насколько… неоднозначный.
Вряд ли он всерьез собирался использовать Дар. И вряд ли Лукин оказался
Но пришел сюда один. И у кого-нибудь вполне могла промелькнуть мысль, что численное превосходство сделает свое дело. Одно неосторожное движение, случайный лязг железа, и в саду полыхнет такое, что схватка с боевиками в черном покажется легкой разминкой. Когда чаши весов замирают в равновесии, любая, даже самая малая величина, даже перышко, упавшее на одну из них, меняет расклад.
Я подошел и встал рядом с Матвеем. Без слов, просто шагнул вперед и замер лицом к спецназовцам.
И это сработало. Лукин несколько мгновений сверлил на меня сердитым и недоумевающим взглядом, но потом все-таки сдался.
— Да бога ради, судари! — буркнул он, махнув рукой, и развернулся к своим. — Уходим, ребята! Если уж имперскому сыску так хочется ковыряться во всем этом дерьме — не будем мешать.
Мне показалась, что чуть ли не все в саду разом облегченно выдохнули. Буря миновала, и спецназовцы тут же зашагали к воротам чуть ли не строем, а за ними потянулись и остальные. Лукин, как и положено капитану тонущего корабля, покидал усадьбу последним, всем своим видом давая понять, что наши выкрутасы ни в коем случае не останутся без последствий.
А Матвей уже полностью утратил к нему интерес и будто вовсе забыл, что только что угрожал Даром целому отряду полиции.
— Вот так парень! — радостно проговорил он, разглядывая меня. — Мне бы таких в отдел, да побольше… Ты где его взял, Константин Иваныч?
— Володька это, — хмуро отозвался дядя. — Племянник мой, из Пятигорска.
— Владимир, значит, — с нарочитой серьезностью поправил Матвей, протягивая руку. — Приятно познакомиться. Матвей Морозов.
Теперь, когда у меня появилась возможность как следует рассмотреть нового знакомого, он мог бы и не представляться: я узнал его прежде раньше, чем коснулся широкой крепкой ладони. За прошедшие десять лет сын моего заместителя и соратника изрядно изменился, превратившись из юнкера Владимирского пехотного во взрослого мужика. И стал еще больше похож на мать, ее сиятельство княгиню Надежду Петровну.
То ли годы, то ли горячее южное солнце выжгли темно-русые волосы младшего Морозова чуть ли до рыжего, щеки теперь покрывала щетина, добавлявшая еще молодому в общем-то парню солидной суровости, зато сами его черты будто чуть смягчились, растеряв юношескую худобу и угловатость. От отца он унаследовал, похоже, только стать: в свои неполные тридцать был примерно одного роста со мной-нынешним, но заметно крепче и шире в плечах. И то ли буквально не вылезал из спортзала, то ли побаловался Конструктами, превратив свое тело буквально в образец. Рельефная мускулатура, почти безупречные пропорции… Не родись он в семье князя, вполне мог бы зарабатывать
— Взаимно, ваше сиятельство. — Я пожал руку, попутно изображая учтивый поклон. — Позвольте поблагодарить за помощь.
— Ты смотри, и манерам обучен… Достойная смена растет! — улыбнулся Морозов. И тут же повернулся к дяде. — Что у вас тут стряслось?
— Напали на дом. Человек двенадцать, может, больше. Вооружены автоматами, нашими. «Калашниковы», «Ксюхи» и семьдесят четвертые с коллиматорами. Четверо «двухсотых» в доме, еще есть на улице. Остальные…
Дядя докладывал четко и кратко, по военному, не забыв упомянуть и мое участие в спасении Настасьи, и даже совместный спуск в подвал. И где-то на этом месте Матвей… то есть, его сиятельство князь Морозов почему-то начал стремительно киснуть, будто история про победу семьи Острогорских над превосходящими силами противника вдруг перестала ему нравиться.
— Погоди, Константин Иваныч, — проговорил он. — А насколько вообще этот отважный юноша… осведомлен?
— Больше, чем мне бы хотелось. Но куда уж тут денешься, раз такая… ситуация случилась. — Дядя явно собирался высказаться покрепче, но все-таки обошелся без вполне уместного здесь мата. — Пацан с головой, любопытный. Сам бы разобрался, что к чему — шила-то в мешке не утаишь.
— Ситуация действительно та еще. — Морозов еще сильнее нахмурился и развернулся ко мне. — А твой племянник умеет держать язык за зубами и не задавать ненужных вопросов?
— Умею, ваше сиятельство, — ответил я. — Хотя я скорее предпочел бы услышать нужные ответы.
— Ответы?.. Это какие же?
— Если члену Совета для чего-то нужно держать в подвале у моего дяди целый склад оружия, на это наверняка есть причина. — Я решил пропустить умозаключения и сразу перешел к выводам. — И любой человек на моем месте хотел бы ее знать. Мой долг — защищать семью, разве не так?
— Похвальные мысли, — буркнул Морозов. — Весьма похвальные. Но мужчине иногда приходится думать еще и о защите отечества — особенно в такое время.
— Да ладно тебе, Матвей Николаич. Сам знаешь — мы, Острогорские, не из болтливых. И пацан хороший растет, наша порода! — Дядя опустил здоровенную лапищу мне на плечо. — И к тому же надолго не задержится. В Петербург хочет поступать, в Морской корпус. На десантное отделение.
— На десантное, говоришь? — Морозов перестал хмуриться и вдруг засиял, как начищенная бляха. — Молодец, Владимир! Прямо в этом году, что ли?
Похоже, его сиятельству пришлась по душе моя затея. Хотя наверняка он куда больше обрадовался возможности убрать слишком уж бойкого и сообразительно юнца куда подальше.
— Так точно, — кивнул я. — Опоздал немного, но все равно постараюсь. Вдруг…
— Да никаких «вдруг»! — Морозов хитро заулыбался. — Мы такое рекомендательное письмо выправим, что старик Разумовский тебя хоть завтра на курс зачислит.
— Может, и нет. Мне еще восемнадцати не исполнилось, — с деланной грустью в голосе ввернул я. — А на десантное только совершеннолетних берут, в Корпусе с этим строго.
— Ну, это, брат, тоже дело поправимое. — Морозов подмигнул и, чуть понизив голос, пояснил: — Во Вторую Отечественную пацаны себе чуть ли не по два года приписывали, чтобы на фронт попасть. А если у тебя, Владимир, намерение серьезное…