Гардемарин Ее Величества. Инкарнация

Уленгов Юрий

Но именно этого Камбулатов, похоже, и добивался.

— Именно так, сударь, — проговорил он, снова лучезарно оскалившись во всю ширь. — Полагаю, вы следуете в Петербург?

— Ну, допустим, следую.

А почему бы, собственно, и нет? Многомудрая генеральская ипостась сурово бубнила где-то внутри, но моя восемнадцатилетняя физиономия уже расплывается в улыбке. Дурной, хищной и одновременно до невозможности довольной — прямо как у Камбулатова.

— Вам известно, где находится часовня Ксении Блаженной на Смоленском кладбище?

— Разумеется, —

кивнул я. — Там, где я в самом ближайшем будущем выбью из вашего сиятельства всю пыль. А заодно и желание драться на дороге с порядочными людьми.

Любого нормального человека такое наверняка возмутило бы до глубины души, но Камбулатова, похоже, привело в совершеннейший восторг. На мгновение даже показалось, что он сейчас бросится меня обнимать — настолько шальная у него вдруг стала физиономия.

Видимо, достойные противники попадались нечасто.

— Что ж… Значит, решено. Буду ждать вас на месте сегодня ночью, ровно в час. — Камбулатов легонько хлопнул ладонью по столу. — И возьмите с собой секунданта, сударь.

Молодняк. Не жалеете вы себя… и других тоже не жалеете.

Впрочем, отказываться от дуэли я не собирался. Шансы всерьез поскалечить парня не так уж и велики, а небольшая разминка перед поступлением в Корпус даже пойдет на пользу. За прошедшие с моего воскрешения четыре дня и Дар, и тело успели набраться сил, и я и сам был не против испытать себя на прочность. А заодно и добавить в «резюме» еще одну победу — первую в новой жизни. Начальству и высоким чинам о таком лучше не знать, но среди сверстников репутация крутого бойца уж точно не будет лишней.

— Клянусь честью, я буду вовремя. — Я чуть склонил голову. — Можете не сомневаться.

— В таком случае — до встречи. — Камбулатов отодвинул стул и поднялся. — Доброго дня, сударь.

Ушел… А я остался. Дальше остывать под кондиционером, доедать бургер и пить лимонад.

И думать, где мне, черт возьми, искать секунданта в чужом городе.

Глава 12

Корпус я разглядел издалека — еще до того, как свернул с Благовещенского моста. Трехэтажную бежевато-желтую громадину, вытянувшуюся вдоль набережной, сложно было спутать с чем-то другим. Строгий силуэт длинного здания над Невой намертво врезался в память, еще когда я был ровесником моего нынешнего тела. И так там и остался — похоже, уже навсегда.

Мотоцикл я припарковал напротив памятника Крузенштерну, прямо под белыми колоннами и круглой башней посередине, над которой развевался Андреевский флаг. Мог подъехать и ближе, чуть ли не к самому входу, но не стал. Заглушил мотор, снял шлем, сдернул с жердочки сиденья рюкзак и последние метры шел пешком — почему-то это казалось важным.

Я вернулся в мой город. В мой Корпус… И, похоже, заодно в мои восемнадцать: от предвкушения грядущего все внутри подрагивало точно так же, как и в далеком шестьдесят первом.

Хотя ничего здесь, в общем-то, и не изменилось. То же самое здание, построенное еще в конце

восемнадцатого века, и те же огромные деревянные двери, которые я открывал тысячи раз. Изменилась только табличка справа: теперь под Андреевским флагом, двуглавым имперским орлом и гербом города красовалась новая надпись.

«Российский императорский флот. Морской Корпус имени светлейшего князя генерала-фельдмаршала Владимира Федоровича Градова».

Интересно как… И — чего уж там — приятно. Спасибо потомкам.

Потянув на себя тяжеленную створку, я будто вернулся домой…

И застыл, едва переступив порог. Снаружи Корпус остался прежним — зато внутри изменился, как теперь говорит молодежь, чуть менее, чем полностью. От того, что я помнил, остались только общие очертания, да и те местами будто разошлись в стороны, чтобы дать побольше простора убранству. Центральная лестница, конечно же, никуда не делась, но теперь вместо ветхого гранита, до блеска отполированного ботинками гардемаринов, курсантов и мичманов, на ней лежал светло-серый мрамор. Он же облицовывал пол и кое-где даже стены, уходя в коридоры по бокам.

За прошедшие десять лет кто-то не поленился сделать в здании капитальный ремонт, который наверняка обошелся казне в десятки тысяч рублей. И этот же кто-то, вероятно, заплатил художнику и рабочим, водрузившим прямо напротив входа огромную картину.

Надо вестибюлем возвышалась гигантская фигура в усеянном орденами белом адмиральском кителе. Погоны с жезлами и коронами, ворот и петлицы выглядели сравнительно достоверно, а вот вышитый золотом якорь на плече я не носил как раз примерно с тех самых пор, как выпустился из Корпуса. И уж конечно я никогда без надобности не полез бы в парадной форме на палубу эсминца, где художнику вздумалось меня изобразить.

Впрочем, несмотря на некоторые фактические неточности, портрет мне скорее нравился. Во всяком случае, в нем было все: и размах, и пафос, и блеск золота на пуговицах и пряжке ремня. Суровый взгляд, устремленный куда-то вдаль, горделивая поза, буквально излучающая силу и незаурядные таланты и, конечно же, густая седина, за которую я уже в сорок лет получил прозвище Серый Генерал. Не хватало, пожалуй, только одного: сходства. У плечистого богатыря, буквально воплотившего собой суровую мужскую красоту, со мной-прежним оказадось не так уж много общего. Впрочем, разве на парадных портретах бывает по-другому?

Разглядывая картину и погрузившись в свои мысли, я даже не сразу понял, что вдруг заставило меня напрячься. И только потом замер, прислушиваясь, и вдруг почувствовал, как волосы на загривке встают дыбом, как у взявшей след борзой.

Голос.

Кто-то сзади меня говорил. Громко, со злостью, и этот тембр я мог узнать из тысячи других — так крепко он въелся в память. Низкий, хриплый, будто его обладатель в свое время изуродовал гортань криком и так и не смог полностью вылечить.

За моей спиной стоял человек, который командовал «Кречетами» в больнице Пятигорска.