Гарем ефрейтора
Шрифт:
О дальнейшем надо было думать, решать с разлюбезной семейкой Аврамов — Дубов. А трамплин к ним — проводник.
Дубов переступил. Скрипнула половица под ногами. Глянул на отца. У Аврамова на бледном замкнутом лице обозначилась улыбка, еле заметная, ободряюще кивнул.
Генерал кашлянул. Клекочущим голосом спросил, как в лоб ткнул:
— Проводника Саида кто подсунул Криволапову?
У Дубова тоскливо захолонуло в груди: началось.
— Я, товарищ генерал.
— А ты откуда эту сволочь взял?
— Разговор
— Значит, хабар использовал… Ты глянь, Григорий Васильевич, какие у нас сынки-командиры! — Развернулся к Аврамову всем корпусом. — Хабаром питаются. Хабар штука удобная, бабка Сацита где-то что-то шепнула, старик Махмуд добавил, бери и пользуйся. На кой хрен тогда работа с источником? Полсотни молодых жизней под тем хабаром лежат, Дубов. От кого слухи, пофамильно давай.
Загоняли Дубова в угол. Но попробовал еще раз:
— Про Саида многие говорили.
— Я спрашиваю, кто именно?
— Акуев, мой проводник.
Ну вот и все, загромыхал валун с горы, не остановишь.
— Так. Ну-ка давай его сюда. Пусть караульный приведет.
— Разрешите, я сам, товарищ генерал, он у сельсовета ждет.
— Ну веди, — с любопытством разрешил Кобулов.
«Соломку, вороненок, стелишь аборигену? Соломка помогает, когда падают на нее. Однако не доставлю я вам такого удовольствия — на соломку. Я под вас другое подстелю, папашу Аврамова. Он куда тверже, из костей принципиальных. А сверху грузом утяжелю, навалю полсотни трупов криволаповских».
Дубов первым вошел. Апти, не торопясь, с карабином, следом. Проводник сел без приглашения, карабин между коленями поставил, сказал в пространство:
— Здрасти.
— Почему с оружием? — спросил генерал Аврамова. — Вы, Григорий Васильевич, этот бардак под демократию у себя в наркомате можете устраивать. А здесь по-другому следует, по законам военного времени и допросного трибунала.
Аврамов не успел ответить, Дубов опередил отца:
— Я разрешил, товарищ генерал. Мы нигде с оружием не расставались, спали с ним. — И не хотел, да вылепилось так: «мы» с оружием в боях не расставались, а «вы»?
— Много берешь на себя, капитан, — негромко, но так, что заныло у Дубова в позвоночнике, попенял генерал. — Не надорвись. Значит, хорошо Саида знал? — обратился он к Апти.
— Мал-мал знал, — подтвердил проводник. — Вместе охота ходил, дечик-пондур играл. Яво шибко хорошо играл, меня учил. — Апти смотрел спокойно, слова медленно к ситуации примеривал, как пуговицы к бешмету пришивал. Криволапов с бойцами мертв, старики и женщины из аула навсегда успокоились. Зачем теперь слова? Дело нужно делать, Саида искать. А этот слова, как камешки в ладонях, пересыпает.
— А деньги любил он? — вдруг повернул куда-то в неизвестное генерал.
— Почему не любил? — удивился проводник. — Деньги всякий любит.
— И про меня знаешь, — одним уголком красивого рта усмехнулся, обозначил свою терпеливость генерал. — Ай молодец! Ничего от тебя не скроешь. Ну а много этих денег у Саида водилось?
— Сапсем мало. Жена есть, дети — пять штук, кушать всем давай, штаны, мачи, другой хурда-мурда давай. Откуда деньги много будет?
— Он что, нищим жил?
— Зачем нищий? Недавно две коровы на базар покупал.
Кобулов даже глаза прикрыл, сдерживая азарт.
— А деньги откуда взял? Две коровы сейчас большие деньги стоят.
— Не знаю, — пожал плечами Апти.
— А что ж ты у побратима своего не спросил про коров?
— Мущина в горах чужой ахчи не считает. Кто меня спросит, у кого карабин купил, где ахчи взял, — я того чертовая матерь посылать буду.
— Может, немцы ему дали? — маялся Кобулов, рассеянно в окно смотрел.
— Может, немцы, — послушно последовал за зигзагом генеральской мысли Апти. — У немца много деньги есть.
— А ты откуда знаешь?
— Мулла Джавотхан говорил.
— А еще что он говорил?
— Всякий-разный хабар, — наконец осерчал проводник: позвали зря время тратить, базар здесь, что ли? — Я пошел, начальник. Дома у матери дела есть. Горы с Федькой долго ходил, теперь дрова рубить нада, кизяк собирать, крышу чинить.
Поднялся, карабин за спину закинул.
Опережая бешеный, прострельный окрик, что копился в генеральской глотке, приподнялся Аврамов и выложил в стылую тишину теплую и округлую фразу-просьбу:
— Товарищ Акуев, могу я вас попросить одолжение сделать?
— Проси, — неохотно разрешил Апти.
— Посидим еще немного. Кроме вас, некому помочь. Большое дело сделаем, если про Джавотхана расскажете.
Вздохнул Апти, однако сел, карабин вновь между колен поставил, стал припоминать:
— Джавотхан много в горы ходил, аулы ходил, стариков собирал, фотка Гитлера доставал, показывал. Говорил: это Гитлер-пророк, у него два глаза есть.
— А при чем тут два глаза? — удивился Аврамов такому обороту в пропаганде Джавотхана, который теперь сидел в холбате.
— Секта Кунта-Хаджи давно вайнахам говорит: Гитлер — это страшный дэв, Дажжало, у него всего один глаз. Как может одноглазый дэв кунаком вайнаха быть? Кунак — не Гитлер. Наш самый большой кунак — англичан. Он придет и прогонит Гитлер.
— Ну а Джавотхан?
— Мулла говорит: брешет Кунта-Хаджи, Гитлер не дэв, два глаза имеет, пророк он, много денег имеет, масло, корову, веселый ящик каждому даст. Яво ручка крутишь — он разные голоса играет, кричит, музыка, ей-бох, лучи дечик-пондур получаится. Если вайнахи помогут Гитлеру на Кавказ приходить, валла-билла, в каждой сакле все будит. Такой ящик тоже будит, па… пы… ти…