Гарем ефрейтора
Шрифт:
— Подсыпал угольков на мозги и доволен, лыбится.
— Ага. Веселюсь от души.
— Ты как разговариваешь?!
— Виноват, товарищ генерал. Мало били. Штаны снять?! — нехорошо, напролом полез Аврамов, ибо не держали уже нервы генеральский нахрап, норовивший в национальную суть не со скальпелем, не с пинцетом, а с топором влезть.
— Ты… Да я тебя… — задохнулся Серов.
— Не серчайте, Иван Александрович, ситуация у нас — хоть в петлю… Вторая ночь без сна, — первым опомнился, измученно, глухо сказал Аврамов.
— Ну и шел бы, на кой ляд ты мне
— Допрос с Ушахова снимем — и прикорну, с вашего позволения, — измученно согласился замнаркома.
— Так распорядись. Где он? И Гачиева, наркома, сюда. А то у него, я смотрю, легкая жизнь под ножки стелется.
— Слушаюсь.
Аврамов набрал номер телефона.
— Пригласите в кабинет Аврамова капитана Ушахова… Что значит отключил? Так пошлите посыльного, если он разговаривать ни с кем не желает! И стенографистку.
Набрал другой номер.
— Товарищ Гачиев, здесь начнется допрос капитана Ушахова. Вас приглашает генерал-майор Серов. Да, у меня.
Серов встал, пошел к окну. Звякнула трубка на рычаге.
— Я смотрю, ты со своим наркомом на одном гектаре… не сядешь?
— Да и вы, я слышал, с Кобуловым… — неосторожно обронил Аврамов.
— А вот это наше дело! — оборвал Серов.
— Виноват.
Ушахов шел к наркомату. Два дня жил в гостинице, изнывая в черной сгустившейся неопределенности. Наконец вызвали. Сзади послышалось запаленное дыхание Зенова, посыльного. Скользя по глинистой мокрети, которой заплыла улица (гостиницу определили захудалую, на окраине), не поспевая за крупно шагавшим начальником райотдела, щуплый Зенов не вытерпел, досадливо буркнул:
— Не гоните! Успеете свое получить.
— Зачем вызывает? — спросил Ушахов, понимая, что ответа не будет. Не полагалось отвечать Зенову на такие вопросы.
Над городом трудно, с муками, набухала весна. Неуютная, промозглая стынь вот уже неделю окутывала далекую сизую оголенность предгорий, засевала дома изморосью, шаркала по лицам мокрым наждаком холодного ветра. Но в редкие часы затишья сквозь драно-бурую холстину туч вдруг проглядывала столь пронзительно-веселая голубизна, так отчаянно прорывался к мокрому асфальту и брусчатке играющий солнечный луч, что становилось ясно: хмари недолго держаться.
Ждал такого вызова Ушахов давно, с того момента в ауле, когда отказался сдать оружие наркому Гачиеву. Убит при его, ушаховском, попустительстве председатель колхоза. Упущен главный враг Исраилов. Время военное. По всем меркам, как ни крути, тянули грехи начальника райотдела на трибунал.
И, осознав это, не надеясь уже на просвет в грозно сгустившейся судьбе своей, долго и тщательно мыл сапоги он в корытце перед наркоматовским крыльцом, поворачивая их и так и эдак, пока не понял: трепещет душа перед предстоящим, а ежели проще, все поджилки трясутся.
Усмехнулся, закаменел скулами и плотно ступил на гранитную ступеньку. Поднимался грузно и обессиленно, пятная чистый камень темными следами, — как на эшафот.
В
Ушахов доложил без адреса:
— По вашему приказанию капитан Ушахов прибыл.
— Не прибыл, капитан, а привели на допрос! — тотчас недобро поправил нарком.
Худо дело. Генерал, посланный Москвой для поимки Исраилова, пожелал присутствовать при допросе. Ох, худо. Он и приказал:
— Садитесь, капитан… Не туда, вон на тот стул.
Опускаясь на стул, все пытался поймать Ушахов взгляд Аврамова. Тот врос в кресло, колюче смотрел в стену.
Серов достал из синей папки хрусткий лист, помял пальцами. Уперся локтями в стол, сказал:
— Начнем. Прежде чем приступить к делу Ушахова, ознакомьтесь с запиской по ВЧ от наркома Берии. На мое имя. Думаю, всем будет полезно. — Прочел: — «Ваше обещание ликвидировать политбандита Исраилова не выполнено. Ваши действия считаю преступным бездельем. Принять любые меры, использовать любые средства для его ликвидации. О результатах информировать меня каждые три дня. Срок исполнения — двадцать дней. Берия». Ушахов, когда вы получили сообщение о банде?
Ушахов шевельнулся. В звенящей тишине пронзительно скрипнула половица. Напряженно ловя шорох карандаша по бумаге (заработала стенографистка), ответил:
— В шестнадцать двадцать.
— Что вам сообщил майор госбезопасности Жуков?
— Он взял банду в полукольцо и гнал ее к балке. Это было передано по рации в райотдел.
— Вы чем занимались?
— Только что вернулся из ночной засады, собирался отдохнуть.
Грузно завозился в кресле Гачиев, скрипуче уронил:
— Доотдыхался…
Серов покосился на него, продолжил:
— Какой приказ вам отдал Жуков?
— Перекрыть моей опергруппой вход в балку и встретить банду огнем.
— Вы успели прибыть к месту засады до появления банды?
— Успел.
— Когда прибыли?
— Через тридцать пять минут после приказа. В шестнадцать пятьдесят пять.
— Вы подтверждаете, что видели в банде самого Исраилова?
Ушахов пожал плечами: «Чего он на этом топчется? В рапорте все есть».
Серов помнил рапорт Ушахова. Он был сух, подробен и непонятен беспощадностью капитана к себе, к своим действиям. Никто не тянул за язык докладывать об увиденном в бинокль Исраилове, банда ведь отрицает его присутствие.
— Я видел его в бинокль. Он был в банде, — твердо сказал Ушахов.
— Вы не могли обознаться?
— Там был Исраилов, — упрямо, зло повторил Ушахов. Он успел поймать на себе взгляд Аврамова — участливый, теплый.
— Ладно, был так был. Ваши действия, когда из леса показалась банда?
— Пропустил ее в балку.
— Без единого выстрела?
— Я запретил бойцам стрелять.
— В кустах отлеживался, шкура! — вставил Гачиев.
— Объясните невыполнение приказа Жукова, — бесстрастно продолжал Серов.