Гарем ефрейтора
Шрифт:
— Хотел взять Исраилова живым.
— Гладко у тебя получается! — язвительно уронил Гачиев.
— Что у вас было с Жуковым? — переждав, поинтересовался Серов. Об инциденте с плеткой майор доложил устно, не стал вставлять в рапорт — не красил этот случай скорого на расправу кобуловца. Видно, нашла московская коса на кавказский камень, и захотел Серов услышать теперь, как оценивает случившееся сам начальник райотдела.
— Ничего особенного, — помедлив, отозвался Ушахов. — Плетку у него вырвал. Он меня со своим жеребцом, по-моему, спутал.
— Да тебя не плеткой за такое! Тебя…
— Товарищ Гачиев, я не закончил допрос! — жестко прервал наркома Серов,
— Что было дальше, Ушахов? — продолжил Серов.
— Мы разделились. Отряд Жукова ускакал поверху перекрывать выход из балки. Я со своей группой спустился за Исраиловым, чтобы задержать, пока Жуков доберется до места.
— Вы знали, что до темноты оставалось не больше часа?
— Знал.
— На что надеялись?
— Думал, что успеем взять в клещи. Балка — это каменный мешок, мышь не выскочит, если вход и выход перекрыть.
— Вы что, бывали там раньше?
— Так точно, поэтому и пустил туда Исраилова.
— Так как же получилось, что в бандгруппе, взятой в плен, не оказалось ни Исраилова, ни начальника его боевиков Алхастова, ни председателя Духовного совета Муртазалиева? — ударил наотмашь Серов. Проговорился на допросе один из бандитов: черная троица в полном составе была в капкане. И уже сегодня… Кой черт, уже вчера можно было отстучать в наркомат отчет о поимке Исраилова, вынырнуть из свинцовой усталости и напряжения, свалить с плеч груз неимоверной тяжести, избавиться от незримого сатанинского присутствия Кобулова… сойти с трапа в столице. Редкое шуршание шин по асфальту, прикипевший к сердцу абрис Кремля, текучий размах Москвы-реки — все это могло стать реальностью, если бы не ротозейство или трусость сидевшего перед ними капитана.
Серов покосился на Аврамова. Таилась в упорном молчании замнаркома какая-то корневая, прочная солидарность с Ушаховым. Всей кожей чуял ее генерал, оттого и накалялся растущим гневом. Война! Военный счет нужно предъявлять начальнику райотдела, очищенный от прошлых заслуг и приятельства.
— Так как же вы прошляпили вожаков? — загнал Серов вопрос в тишину каленым гвоздем.
— Я все записал в рапорте. Они бросили вверх якорь с веревкой, зацепились за кизиловое деревце и ушли через хребет, — глотал и не мог проглотить что-то Ушахов. Ходуном ходил острый кадык на горле. Значит, ушел не только Исраилов, всю головку бандитскую, весь главный чирей можно было давануть с хрустом, разом избавить Чечню от главной болячки… Своих парнишек пожалел подставить под пули… Что ж, пожалел — чего теперь перемалывать пустое, той ночи не вернешь.
— Я это помню из рапорта. Как вы не могли предусмотреть побег? Вы были в плотном контакте с бандой, вели с ней перестрелку и ту расщелину миновали еще засветло. Я правильно изложил ситуацию?
— Да.
— Отвечайте на вопрос.
— Ушахов, чем вы занимались до облавы? — неожиданно подал голос Аврамов.
— Сидел в засаде.
— Сколько времени?
— Двое суток, — глухо ответил Шамиль, отвел глаза. Судорожно передохнул. Пошла игра в поддавки. Тянет к нему руку помощи старый друг, подводя всех к тому, что не железный ведь начальник райотдела, нельзя требовать от человека больше тех возможностей, что отпустила ему природа.
— Мы все сутками не спим, не он один! — грузно, непримиримо заворочался в кресле Гачиев. — Однако с нас никто…
Звякнул, пустил заливистую трель телефон. Гачиев поднял трубку, послушал, отрубил:
— Он
Глядя на дверь, закрывшуюся за заместителем, стал говорить, тыча словами в капитана, словно шилом:
— Что ж ты ту расщелину с деревцем не припомнил? Знал про нее наверняка, двадцать лет по ущельям лазаешь. Как вышло, что главари банды смылись? Главный бандит республики из-под твоего носа ушел, выходит, плевать тебе на приказ товарища Берии? А? Давай разложим по порядку: банду в балку без выстрела пустил, про расщелину не вспомнил, погоню за главарями не организовал. Кто-то все на твою усталость списать норовит. Не дадим. Не тянут твои дела на усталость. На предательство они тянут, на бандпособничество. А ты как думал? — закончил нарком, буравя капитана глазами.
Холодея, осознал Ушахов всей спиной, цепенеющим хребтом суть сказанного. Вот куда норовит списать его нарком — в бандпособники… «Они все белены, что ли, объелись? Да где же Гришка?» — изнемогал в муке своей Ушахов. Невозможно, никак нельзя, чтобы отсутствовал теперь замнаркома, ведь топят его дружка, как щенка.
— Что молчишь? Нечего сказать? — распалялся Гачиев по новой.
Вошел Аврамов. Не глядя ни на кого, заторопился в свой угол, сел. Глаза стылые, тускло-ртутные, по скулам красные пятна расползлись. Что-то из ряда вон произошло в приемной. Спросил Ушахова тихо, глядя ему куда-то за спину:
— Ты сколько раз в том ущелье бывал?
— Три раза, — блеснул глазами Ушахов. «Ну, выручай, Гришуха, друг, спрашивай, на все отвечу, ничего не припрячу».
— Пора заканчивать, — осадил всех Серов. — Ваше предложение, товарищ Гачиев?
— А я закончу так, — всколыхнулся Гачиев, окреп голосом, — за преступную халатность, трусость и бездействие начальника райотдела милиции Ушахова исключить из партии, снять с работы, отправить на фронт рядовым.
— Ваше мнение, полковник? — переждав, зацепил вопросом Серов замнаркома.
— Я не согласен, — странно как-то, с придыханием отозвался Аврамов. И встал.
Задышал, отмякая, Ушахов, спазмом стиснуло горло, защипало в глазах. Нет, не позволит Аврамов такого, нельзя так с человеком… Погоны снять — пожалуйста, на фронт — за милую душу, трижды сам просился. Только в дерьме топить тридцать лет беспорочной службы нельзя! Нет в этом никакой справедливости.
— Позволю себе напомнить, война идет, — сжал кулаки так, что побелели костяшки, Серов. — Мы обязаны судить по законам военного времени. Дружка прикрываете? Здесь не время и не место вспоминать о его заслугах, орденах и вашем приятельстве.
— А при чем тут приятельство? — как-то тоненько удивился Аврамов, выпятил обидчиво подбородок.
— Конкретней! — буркнул сбитый с толку Серов.
— Не то предлагает Гачиев. Снять погоны, отчислить на фронт… Да любой сейчас за честь почтет — на фронт. Что получается с капитаном? Банду в ущелье пустил, запретил бойцам стрелять — раз. Про расщелину с деревцем знал наверняка, был там три раза, сам сказал, — два. Погоню за теми, кому дал уйти, не организовал. Для меня картина ясная. Тут и моя вина. Как же я тебя, такого склизкого, раньше не разглядел? Предлагаю. Капитана Ушахова за покрывательство политбандита Исраилова, за нарушение прямого приказа товарища Берии, как предателя, отдать под суд военного трибунала, публично заклеймить и общественно потребовать применения к нему высшей меры, чтоб другим неповадно было, — режущим фальцетом неистово закончил Аврамов, так что у всех засвербило в ушах.