Гарем
Шрифт:
У девушки вырвался странный хриплый смех.
— Откуда?
Та пожала плечами.
— Слыхали, вот и все.
— Вы? Все? Не думаю. — Селия спокойно встретила сердитый взгляд черкешенки. От холода мыслила она очень отчетливо. — По-моему, ты хотела сказать, что «ты слышала». И узнана нечто, не предназначенное для твоих ушей.
Еще один смешок, но теперь Селия видела, как недоумевающе взметнулись светлые ресницы.
— Кому дано решать, что мне положено знать, а что нет?
— Откуда служанке могут быть известны такие вещи? Отвечай мне, карие. — Селия говорила строго.
— Сама
— Не беспокойся, я непременно это сделаю.
Взглянув на кисти своих рук, она увидела, что те дрожат крупной дрожью, но теперь эта дрожь была вызвана не холодом, а гневом.
— Тебе что-то очень не по себе, Кейе-кадин.
— Да, но не настолько, насколько тебе.
С удовлетворением Селия увидела, что губы этой странной девушки совсем побелели. Она перестала раскачиваться и сидела теперь, охватив колени руками и прижав их к груди. Все ее тело выражало напряженное нежелание мерзнуть.
— Ничего, он скоро придет. А когда придет, выберет меня, а не тебя.
— Почему ты так уверена в этом? — спросила Селия.
— Потому что я знаю, что нужно делать. Я подглядывала за ним, когда тут была эта дура хасеки. — Девушка бросила торжествующий взгляд на собеседницу. — Слышишь, он, кажется, уже у дверей.
И в это мгновение, не успела Селия перевести взгляд на дверь, черкешенка раздвинула ноги, бесстыдно обнажив тщательно выбритое лоно, и, скользнув пальцами внутрь, медленно и осторожно извлекла маленький, похожий на горошину предмет. Это было что-то круглое и черное, примерно такого же размера и той же формы, как та лепешка гашиша, которую Селии дала карие Лейла.
— Что это такое? — изумленно спросила она.
— Сейчас увидишь. — Девушка снова издала гортанный смешок. — Не ты одна умеешь давать взятки карие Лейле.
Она не стала глотать эту лепешку, как предположила Селия, а вместо этого аккуратно спрятала ее под язык. Затем снова скользнула двумя пальцами между губами лона, слегка коснулась внутренней его стенки, чтобы потом тронуть ими — влажными и чуть заблестевшими — за ушами, обвести, слегка касаясь, рот. Все это она проделала, не сводя глаз с Селии, улыбка таилась в уголках ее губ.
— До чего противные существа мужчины, тебе не кажется? — шепнула она.
Когда султан наконец вошел в комнату, обе девушки разом соскользнули с ледяного трона и распростерлись на полу у его ног. Впоследствии Селия припоминала то обжигающее чувство, с которым восстанавливалась циркуляция крови в кончиках пальцев, какими окоченевшими и онемевшими были ее руки и ноги, как медленно она могла ими двигать. Поднять глаза она не осмеливалась и потому скорее почувствовала, чем увидела, его недовольство.
— Что это? Я вас не звал.
Тяжелое молчание.
— Где Гюляе-хасеки?
Снова молчание, потом Селия услышала ровный голос черкешенки:
— Гюляе-хасеки захворала, мой повелитель. Она приносит вам свои нижайшие извинения. Госпожа повелительница, валиде-султан, непрерывно пекущаяся о ваших удовольствиях, послала нас сюда вместо нее.
Твердые холодные плитки пола впивались в локти и лоб Селии. Пока не было дано знака подняться, ей надлежало
Будто с целью скрыть наготу, эта девушка прикрылась согнутой в локте рукой, сомкнув пальцы вокруг левой груди, приподнимая ее, жест одновременно и покорный, и соблазнительный. Груди у нее были довольно большими для такого тщедушного создания, с широкими и плоскими сосками, от холода превратившимися в две твердые палочки. Султан продолжал молчать, но Селия вдруг заметила, что он сделал шаг в ее сторону, с губ черкешенки при этом сорвался едва слышный стон: «О-о!»
Скорее это был вздох. Она подалась вслед за султаном, будто теряя равновесие, затем снова отпрянула в смущении. Веки ее опущенных глаз трепетали.
— Мы узнали тебя.
Селия вдруг подумала, как странно слышать голос мужчины после столь длительного общения с женщинами.
— Ты Ханзэ? Маленькая Ханзэ.
Девушка ничего не ответила, но ее странные глаза блеснули в сумраке золотым огнем.
«Но как он может смотреть на тебя, — мелькнуло в голове Селии. — Ты ведь попросту безобразна».
Не успела она додумать эту мысль, как султан опять сделал шаг к ней.
— А-ах.
Из груди девушки вырвался вздох, и Селия заметила, как розовый язычок черкешенки скользнул по губам в одну и другую сторону. Увлажненные, они ярче заблестели при свете свечи.
Внезапно стало очень тихо. Все, что могла слышать Селия, это взволнованное дыхание девушки и звук своего собственного бьющегося сердца.
Все еще распростертая на полу, она с трудом переводила дыхание, но никто не обращался к ней, и она не осмеливалась подняться без разрешения, только слегка повернула голову в сторону. Теперь она хорошо видела ту, другую девушку по имени Ханзэ, видела, как она выпрямилась и чуть изогнулась. Своему телу — тщедушному и хилому в сравнении с телом Селии — она теперь придала такую осанку, будто это был самый редкий и изящный цветок на свете. Кожа черкешенки, по-прежнему голубоватая от холода, сияла подобно белым розам в утреннем саду.
Если эта странная девушка и ощущала стужу, она ничем этого не показывала. Султан не сводил с нее глаз, и вот Ханзэ наконец осмелилась поднять на него взор. Их взгляды скрестились.
— Ах! — слабо, подобно тихому рыданию, выдохнула та и откинула голову назад, будто от удара.
— Не бойся меня, — промолвил султан, но тон его, как внезапно догадалась Селия, показал, что эта мысль отнюдь не неприятна ему.
Теперь он сделал шажок к черкешенке, его одеяние при этом движении чуть распахнулось, полы длинного халата разошлись. Чем дольше он смотрел на девушку, тем сильнее она отстранялась от него, изгибаясь то в одну сторону, то в другую. Она походила на какое-то насекомое, наколотое на иглу.