Гасильщик (Сборник)
Шрифт:
– И пусть они ломают дверь! – сказала Света. – Я никогда не храню деньги в квартире.
– Я тоже, только у меня их просто нет.
Света вдруг помрачнела.
– Ты сегодня спас меня, и я должна как-то расплатиться с тобой?
– Должна. Один воздушный поцелуй. Можно два.
– Самое печальное, что это тупик, – еще более грустно сказала она. – Ты вытащил меня из горшочка и временно положил на газетку, чтобы пересадить в другое место. Но у тебя нет такого места. И теперь я или усохну, или вынуждена буду возвратиться в свой горшок. И продолжение кошмара!
– Живи у меня! – предложил я, смутно надеясь привязать к себе женщину, холодные рассуждения которой действовали на меня, как ворвавшийся ледяной ветер.
– И сколько прикажешь тут жить?
– До тех пор, пока не скажут: «Приказал долго жить!» – усмехнулся я.
– Вот уж спасибо за такую перспективу.
– Больше ничего предложить не могу. Вы, женщины, безжалостны. Скажешь «Оставайся навсегда» – и получишь словесную оплеуху или насмешку. Вы весьма цените и лелеете свою любовь к мужчине, но можете походя проткнуть каблучком влюбленное сердце, лежащее у ваших ног. Привилегия слабого пола: мстить одному за то, что недостойна другого.
– У тебя убитое самолюбие…
– У меня был знакомый, который в компаниях любил как бы в шутку говорить, что у него «гигантское самолюбие». Наверное, думал, что это очень тонко. А один раз его очередная подружка на это сказала, что лучше было бы ему иметь кое-что другое гигантское…
– Так какую же вы плату хотите?
– Нарываешься на конфликт, чтоб был повод выскочить в одной юбчонке-рубашонке на улицу, пробежать три квартала, затем позволить догнать себя и, смилостивившись, гордо вернуться.
Я налил вино в стаканы, молча протянул ей. Она взяла, вздохнула.
– Мужчина всегда ищет возможность получить от женщины компенсацию за свой труд, услуги, помощь. Помогая же мужчине, лицо мужского пола делает это ради дальнейших выгод или же из чувства дружбы. А женщина в святое понятие бескорыстной дружбы не допускается – как, скажем, в мужской клуб или в монастырь… Вы можете разыгрывать благородство, пылко возиться у наших колен, воровать цветы с клумбы, выполнять самые сумасбродные наши идеи, но все это лишь для достижения цели и удовлетворения мужского самолюбия. Даже ваш половой инстинкт уступает ему, он в подчинении, на втором плане. Важно одержать победу, не правда ли?
– Ты феминистка. – Я постарался придать голосу крайнюю степень разочарования. – Как жаль… А я-то думал, что ты самая классная девчонка, без идиотских завихрений, которыми страдают уродины и лесбиянки.
Светлана пропустила мои слова мимо ушей, она буквально съежилась в комок, даже ноги поджала. Маленький котенок, которого подобрали на улице, напоили молочком, но он еще не отошел, ерошит шерстку, шипит и пробует царапаться.
Я представил, что она стоит у пропасти: задувает ветер, внизу могильный холод притягивает, словно змеиный зрачок… Я придвинулся к ней, но только коснулся ее волос, как она отшатнулась и гневно бросила:
– Подожди, успеешь!
Я молча ушел на кухню, выкурил сигарету, открыл вторую бутылку, вернулся в комнату…
Глаза ее блестели от слез, как могут блестеть лишь от горя или счастья. Счастья не было.
Она отвернулась, и, когда вновь посмотрела на меня, глаза ее стали колючими, как снег, задувавший на мосту.
Настроение моей гостьи менялось, будто смерч, который взметался к небу и возвращался с утроенной силой.
Она неожиданно предложила:
– Давай выпьем за то, чтобы не было подлости.
Я пожал плечами, при чем тут подлость, и кого надо иметь в виду… И выпил.
Часы перевалили за полночь, в соседнем доме поочередно гасли огни, я рассеянно наблюдал за беспорядочным отходом ко сну жителей моей улицы. Впрочем, беспорядочным был я, со своими случайными связями, нелепыми историями… А в многоэтажке, наоборот, все упорядоченно, благообразно. «Устаканено».
Тихим голосом Света стала рассказывать, как наивной девочкой приехала из города Львова поступать в Москву,
– Конечно, я не поступила… Наивная дурочка, думала, войду, прочитаю монолог, стихи, спою, и они рты пооткрывают… Куда там! Все вокруг – блатные, самодовольные, один на другого глазом не глянет. А тут простушка с Украины… Стала ходить на массовки, платили там мизер, а времени уходило много. Плюнула я на свою артистическую карьеру, пошла продавать цветы. Но недолго, кавказцы замучили, каждый день одно и то же: пойдем в ресторан, хочешь, любой подарок сделаю… Липкие, мерзкие, и каждая свинья думает: раз я у него работаю, так должна спать с ним. Потом в киоске устроилась. Тоже недолго, просто забодали… Прости, что я так выражаюсь. Нахваталась… Была девочкой вежливой, умненькой, отличницей, музыкальную школу закончила по классу фортепиано… Так вот перебивалась целый год, спасибо, тетя поддерживала. Потом поступила в университет, на отделение английской филологии. Училась, делала платные переводы, потом репетиторством занималась… Два года шло все неплохо. А потом тетя умерла. У нее был диабет, затем рак… Угасла за один месяц. Через три дня после похорон приехал ее сын, правда, неродной, из Штатов. Сходил на могилу, потом говорит мне: «Светка, я продал квартиру. Делай выводы. Завтра сюда придет новый хозяин».
– Тот самый двоюродный брат? – спросил я.
– Да… Павел. Потом умер мой отец. Они с матерью были в разводе, разделили квартиру. После отца его однокомнатную квартиру во Львове занял мой родной брат со своей семьей. Там я никому не нужна была. Пошла в университетское общежитие, девчонки пристроили. Потом написала заявление, дали официальную койку. Радости-то сколько! Но недолго музыка играла. С тетей жизнь была упорядоченной, кормилась я практически за ее счет. А тут стала голодать. Репетиторство закончилось, на мои объявления никто не откликался, с переводами тоже пошли перебои…
Света судорожно вздохнула, я погладил ее волосы, она вдруг благодарно потерлась щекой о мою руку, подвинулась ко мне.
– Вот видишь, ты меня уже почти приручил, как кошку приблудную…
– И что было дальше? – спросил я, чувствуя, что Света подбирается к самым тягостным воспоминаниям своей жизни.
– Потом неожиданно на горизонте появился Павел. Он вернулся из Америки, что-то у него не ладилось, основал в Москве свою фирму. Совместное предприятие. Сам нашел меня, долго говорил, что чувствует большую вину, хочет загладить, в общем, предложил место секретарши «со знанием английского языка», с окладом в 380 долларов в месяц. Одно лишь условие: я должна была оставить университет. А я уже и сама об этом подумывала. С моими-то данными прозябать, когда вокруг такие блестящие возможности открываются. Капитализм наступил со всеми своими загнивающими прелестями!.. И я согласилась! Поначалу все шло хорошо. Щебечешь на трех языках по телефону, у меня еще знание французского, на презентации ездишь, братец парадный прикид мне выдал, правда, сразу же после выездов запирал одежду в свой шкаф. Чтоб я по ресторанам в нем не шлялась. Капиталист русского пошиба, жмот и куркуль. Потому и прогорел… Я ему всегда говорила: ты экономишь на спичках, а теряешь миллион… Павел мне целых два месяца не платил, даже сам у меня занимал. Ушла в другую фирму, потом в третью. Они же растут, как грибы. Все эти АО-однодневки фантазиями не отличались: замысловатое название, печать с фирменным знаком и секретарша в приемной с длиннющими ногами и знанием английского языка. И во всех случаях предполагался постельный вариант с доплатой. Поэтому я долго не задерживалась. Как только новый директор понимал, что со мной облом, ненавязчиво предлагал найти другое место. Так вот я и порхала…