Гастролер
Шрифт:
Он обнял ее и опять вдруг испытал к ней то же чувство благодарности и прилив нежности, которые ощутил вчера вечером. Людмила откинула голову назад и закрыла глаза. У нее было смуглое, чуть вытянутое лицо с широкими скулами, густые арочки бровей над широко поставленными глазами, большой рот с плотно сжатыми полными губами. Варяг ощутил прилив горячего желания и крепче сжал эту хрупкую, но такую решительную женщину в своих объятиях. Она затрепетала всем телом и доверчиво подалась к нему. Их губы слились в долгом жарком поцелуе, переросшем во взаимное любовное проникновение друг в друга. Ее горячий скользкий язык сначала робко, а потом все настойчивее искал ответной взаимности, стремясь ласкать все, к чему можно было прикоснуться: к губам, небу, языку.
Варяг подхватил Людмилу на руки и, не
— Не сейчас, ты же еще болен… У нас еще будет время, потом… Много времени…
Но Варяг уже не слушал. Волна возбуждения охватила все его существо, передалось партнерше, и через минуту их тела, освободившиеся от одежды, уже извивались в объятиях друг друга. Полчаса безумия, страсти и восторга. Полчаса взаимного восхищения, закончившегося конвульсией плоти и тихим умиротворением, нежными ласками и трепетными поцелуями.
Утомленная сладкой любовной борьбой и приятно опустошенная, Людмила незаметно задремала. А Владислав подошел к стоявшему в углу комнаты пыльному старенькому «Рекорду», занавешенному выцветшим цветастым платком. Включив телевизор, он придвинул стул поближе к экрану.
Успел как раз вовремя: диктор новостей с наигранной тревогой сообщил, что некто Владислав Игнатов объявлен в федеральный розыск — вторично за последние три недели. Потом пошли кадры утренней пресс-конференции заместителя генерального прокурора: толстомордый дядька с потными проплешинами на темени, в сдвинутых на кончик мясистого носа очках, самодовольно вещал о том, что наказание неотвратимо настигнет всех, кто в течение многих лет разворовывал народное богатство и считал себя некоронованными королями России. А кое-кто из них, добавил он с саркастической усмешкой, и коронованный…
Варяг нахмурился. Итак, его уже в розыск успели объявить и по этому делу. Торопятся, суки! Значит, решили вчерашнее покушение на Мартынова у Торговой пшюты однозначно повесить на него. Но зачем? Кому это нужно? Что-то слишком много «зачем» и «почему» в последнее время. Голова идет кругом. Почему им понадобилось шить мне этот взрыв у Торговой палаты? А кто заказал налет на дом Медведя? Кто приехал на той «Газели» в Кусковский парк? И не связаны ли действительно эти события, случившиеся в один и тот же день чуть ли не одновременно, между собой?
Варяг дослушал новости до конца. О перестрелке в Кусковском парке ни слова. Что это значит? Не заметили, не услышали? Или не захотели замечать, шум лишний поднимать. А тогда этому может быть несколько объяснений: замешан кто-то, кому реклама такая не нужна; либо это была тайная операция ментов — допустим, по наводке генерала Урусова, которому известно об этой усадьбе и которому сверху из ментовских кругов приказано искать… Но что искать? Что они надеялись там найти? Компромат на смотрящего по России? Но какой еще компромат им нужен, если у них на руках самый убийственный компромат — якобы участие Варяга в громком покушении на кремлевского чиновника… Да и до этого на Варяга собак немало понавешали.
Владислав задумался, мысленно зацепившись за слово «компромат». Популярное нынче слово, ничего не скажешь.
Но на кого же ищут компромат? А если их интересовал вовсе не смотрящий? И если это были не менты? Тогда кто же?
Людмила тихо вздохнула и зашевелтась, просыпаясь. Владислав отвлекся от своих мыслей, повернулся к ней и стал гладить волосы этой преданной, любящей его женщины.
Взглянув на часы, Людмила вдруг спохватилась и стала торопливо собираться.
— Поеду, Владик… Я же к тебе сразу из госпиталя прискакала, даже дома еще не была, — словно оправдываясь, объяснила она. — Нужно обязательно появиться там, чтобы никто ничего не заподозрил. К тому же мне кошку надо покормить, рыбок… У меня дома целый зоопарк! Я к тебе днем, после обеда приеду! Ты только обещай, что уж отсюда-то никуда не исчезнешь… А то я без тебя теперь не смогу…
Владислав, прощаясь, поцеловал женщину и у двери условился, как они должны связываться
Когда за Людой захлопнулась дверь, Владислав наскоро перекусил бутербродами, принесенными ею, и снова сел за рукопись…
Ростилав Самуйлов по жизни был человеком общительным, имел много приятелей, но на дело всегда ходил один. На Дмитровке еще с дореволюционных времен трудился не покладая рук профессиональный попрошайка Ванька Жуков, который был заядлым корешем Славки и частенько наводил своего приятеля на «жирных» клиентов, а уж дальше с клиентами Славик работал исключительно сам. Когда же у него в подмастерьях появился Гришка Медведь, он стал ходить на дело только с ним в паре.
Как-то в двадцать третьем, когда уже Гришка к нему, можно сказать, накрепко прикипел, Славику верный случай подвернулся: подкинул ему наводчик с Дмитровки одну заманчивую квартирку рядом со Сретенкой, в которой проживал богатенький профессор физиологии господин Рождественский.
— Этот «физик» еще и до революции неплохо жил, — увещевал Славика наводчик, когда они сидели в трактире Сапронова у трех вокзалов. — Почитай, полдома ему принадлежало. А после октябрьского переворота профессора уплотнили, и сейчас он только одну квартирку о пяти комнатках там занимает, но барахла, я тебе скажу, у него что в твоем антикварном салоне на Мясницкой… Я к нему свою троюродную сестру два месяца назад подослал — она там у него кухаркой служит, и я знаю точно, что у него и золотишко имеется. Как уж он его добывает, не знаю, но точно имеется. У него дома и лаболатория есть. Колбочки, скляночки всякие, точно там что-то химичит энтот «физик». Может, там золотишко и гонит. Я в журнале «Нива» про «философский камень» читал. Умная штуковина, ей-бо! С помощью этого камушка, говорят, золотишко из ртути выгонять можно. Да вот только больно неудачно квартирка-то эта расположена. Почитай, как раз насупротив отделения милиции. Мусора у входа постоянно крутятся. Оно бы и это ничего, войти в дом можно, да вот вынести ничего нельзя, там, в этом доме, оказывацца, еще и советский начальник какой-то живет. Кажную ночь подъезд красноармейцы охраняют, а днем… риск превеликий! А тут он моей сеструхе отпуск дал на неделю, сам уезжает, этот профессор-то, на несколько дней в Петроград лекции читать…
В общем, решил Самуйлов ломануть профессора аккурат на следующий день после отъезда ученого из Москвы…
Славик никогда, еще и в дореволюционные времена, не изменял своей привычке: на работу выходил всегда в белом накрахмаленном пластроне, проще говоря, манишке. Не потому, что ему больно хотелось корчить из себя эдакого джентльмена — просто он таковым и был по всем воровским понятиям: до мозга костей, вернее сказать, до кончиков пальцев Ростислав Самуйлов был вором. Когда-то на взлете своей карьеры в молодости Самуйлов жил в Харькове и считался там весьма признанным каталой, картежным шулером. Но так получилось, что, когда его в очередной раз взяли под стражу и он сидел в участке, жандарм, может, случайно, а может, и по чьей-то злой наводке ударил его шашкой в ножнах по правой руке, раздробив несколько фаланг и на всю жизнь лишив Славку доходного ремесла. Но Славик Самуйлов, русский крестьянин по происхождению, европеец по образованию и вечный бродяга по образу жизни, не унывал никогда, за что его уважал и ценил весь воровской мир. Уже через пару лет он обзавелся новой воровской профессией, требовавшей большой сноровки и ловкости рук, хотя и не такой виртуозной, как раньше, — Самуйлов стал уникальным квартирным вором и «ломщиком» сейфов.
Работал Славик, как всегда, один, подручных брал лишь только для того, чтобы было кому подгрести награбленное, сам же он забирал только деньги, облигации и драгоценности. Происходило все это так: Славик вскрывал квартиру, производил беглый осмотр, собирал все самое ценное — побрякушки да хрустящие бумажки — и удалялся, оставляя вскрытую хату своим подручным на разграбление. Предупрежденные заранее мелкие воришки-шакалы ждали только сигнала Славика, когда он небрежно запрыгивал в пролетку.