Гавр – сладость мести
Шрифт:
Когда он, уже размявшись в предманежнике, ждал своей очереди на выезд в манеж, к нему обратился знакомый спортсмен с этого комплекса.
— Алеш, я своему коню трензель новый купил и вот никак не пойму, подходит он ему по размеру или нет. Не посмотришь?
— Сейчас?
— Да, а то мне же прыгать. А если трензель ему мал, то ничего хорошего не выйдет…
— Но я на своем жеребце к твоему коню не смогу и близко подъехать.
— Мой коновод подержит твоего коня.
К нему подошла коновод спортсмена. Алеша, быстро спрыгнув с Зацепа, подошел к стоящему
— По-моему, все нормально… Дорогой трензель. Наверное, удобно на таком ездить?
— Да. Дорогой, с Германии под заказ привезли. Очень удобно. Спасибо, что посмотрел.
— Да не за что.
Алеша уже и отвык, что здесь с ним могут вообще общаться по-нормальному. Но он был рад, что к нему обратился этот парень, и был рад помочь ему.
Лешка вернулся к своему коню и услышал, что уже объявили его выезд в манеж. Коновод помогла ему влезть на коня, подставив руки и подтолкнув его вверх. Он был благодарен ей, что не пришлось с помощью стремян лезть на такого высокого Зяму.
Прозвучал звук колокола, Лешка сжал бока коня и повел его на первый барьер. Первые три барьера они преодолели легко. Зацеп выкладывался по полной — казалось, конь чувствовал атмосферу и понимал, что это важно, что сейчас уже не тренировка. Откуда это лошадь могла понять, Алексей не знал, но он чувствовал настрой коня, его желание победить — так же, как и его желание отпрыгать чисто, без повалов. Еще два препятствия они прошли чисто, а потом нужно было повернуть коня и завести на систему, и вот в процессе поворота седло стало сползать набок. Он пытался удержаться, сохранить равновесие, но это было практически нереально. Скорость вхождения в поворот была большая, и он по инерции стал сползать на бок коня. А там, через несколько темпов, упал на песок манежа, провожая взглядом скачущего дальше Зяму с висящим на боку седлом.
От падения на совсем не мягкий песок он опять почувствовал резкую боль в пояснице. Его грыжа моментально напомнила о себе и, уже вставая, он не смог разогнуться полностью, да и левая нога плохо слушалась.
Зяма, сделав пару кругов по манежу и поняв, что всадника на нем нет, сам подбежал к Алешке и остановился рядом, позволив взять себя за повод. Если бы не спина, Алеша сел бы верхом и уехал бы с манежа на коне, как положено. Но сейчас залезть в седло он уже не смог бы даже с посторонней помощью, не то, что сам.
Под смешки с трибун и обидные комментарии, что только лохи подпруги недотягивают, он удалился с манежа, слыша, как диктор объявил:
— Всадник исключен из соревнования из-за падения с лошади.
Алешка пытался не показать, как ему больно идти, и поэтому старался держать спину ровно, ведя коня по проходу к его деннику. А еще больнее было слышать за своей спиной комментарии о его голубизне. О том, что он пидор и так ему и нужно, что есть Бог, который все видит и карает вот таких, как он…
Превозмогая боль и сдерживая слезы обиды, он расседлал Зацепа и отвел его в мойку, где замыл ему ноги и низ живота от песка и пота; потом даже смог натереть ему ноги специальной
После долгих терзаний он пришел к выводу, что сам виноват. Нужно было, прежде чем лезть на коня, еще раз проверить подпругу. Ведь Петрович об этом сто раз говорил. Вот он и поплатился за то, что забыл наставления тренера. Значит, сам и виноват в произошедшем.
Переодеваясь в амуничнике, он уже и не слушал то, что ему говорили сидящие за столом, привыкнув от них абстрагироваться. Поэтому просто переоделся и порадовался, что у него в шкафчике были обезболивающие таблетки, которые следовало принимать при воспалении межпозвоночной грыжи. Уже в метро он почувствовал небольшое облегчение от действия таблеток, домой дошел достаточно быстро и даже не так сильно хромал.
Видно, этот день состоял из сплошных неудач. Поздно ночью на городской телефон позвонили, и сосед по коммуналке стал стучаться в дверь их комнаты и говорить, что там Крылова к телефону просят.
Алешка, который уже проваливался в сон, лежа на узкой и жесткой кровати, быстро встал, надел треники с майкой и вышел в коридор.
Из трубки раздался взволнованный женский голос.
— Это с ветлазарета из ЦСКА. Вы владелец Вальхензея? У коня колики. Приезжайте.
Алешка метнулся обратно в комнату, за минуту оделся и, видя, что бабушка спит, побежал из квартиры, даже забыв о боли в пояснице.
Хорошо, метро еще ходило. Он чудом успел доехать до комплекса до закрытия метро, а там пришлось поймать частника и доехать на нем до конюшни.
Прорвавшись через сонную охрану в конюшню, он заметил людей в проходе и метнулся к деннику.
То, что он увидел, окончательно лишило его сил. Вальхензее лежал в деннике, бока его были мокрыми, он тяжело дышал.
— Ему же нельзя лежать, — Алешка обернулся на ветврача.
— И как ты думаешь, мы его поднять сможем? Тушу такую здоровую? Ты владелец, вот ты и поднимай его.
Алешка, скинув куртку, присел рядом с мордой коня. Его пальцы дрожали, когда он стал гладить большую голову.
— Валюша, тебе встать нужно… Пожалуйста… Я помогу тебе.
Лешка переместился и, сев со спины коня, попытался приподнять его. Это было все равно, что пытаться приподнять бетонную плиту.
— Валюша… вставай… миленький… ну же…
Лешка пытался сделать хоть что-нибудь. Конь, видно, почувствовав его, ожил, а затем приподнял голову и попытался сам встать, но опять заваливался на бок. Тогда все, кто стоял в проходе, включая ветврача и двух ночных конюхов, пришли на помощь Алешке. Вот так, толкая Вальхензея под бок и помогая ему, после нескольких попыток их усилия увенчались успехом. Конь встал, ноги его тряслись, но он смог устоять.