Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...
Шрифт:
Державин рассматривал ещё несколько кандидатур на усыновление. Увлекался, загорался. Свои интриги прилежно плела и супруга поэта. Она «лоббировала» интересы своих родственников — Львовых. А ведь были ещё и родственники Державиных — например Блудовы!
Старика это устраивало, но решение должен был принять государь! В прошении Державин перечислял свои заслуги и особо подчёркивал свой вклад в разработку соляного устава. Об этом в своих «Записках современника» рассказал Жихарев, сопроводив историю восклицанием: «Державин — и соляной устав!» Этот анекдот вспоминают, когда хотят поведать, что Державин недооценивал свою поэзию и переоценивал чиновничью службу. По-видимому, речь шла о державинском прожекте устава о содержании крымских соляных озёр. Державин тогда вступил в очередную схватку с молодыми друзьями императора — и победил,
Так или иначе, но император отказал Державину в пустячной милости. Усыновление не состоялось. Почему Александр не проявил снисходительность к хлопотам бездетного старика? Он не забыл, как Державин обставил свою отставку, как отказался от жалованья. Знал государь и о том, что Державин перегибал палку, критикуя тильзитскую политику. Павел за обиды подвергал жестокой опале, а Александр просто становился чёрствым и необщительным — непробиваемо!
В последние месяцы службы кто только не интриговал против Державина?! Он не мог разобраться в хитросплетениях этой интриги, не мог точно установить — кто же действует против него? Старые недруги вроде Завадовского, молодые друзья императора, дельцы-евреи? Или всему виной — лицемерный характер государя, который сторонится опытных и прямодушных.
Но вот, например, Фёдор Васильевич Ростопчин. Его не назовёшь ни молодым радикалом, ни старым противником певца Фелицы. Ростопчин — один из идеологов русской партии, по убеждениям — почти шишковист. Остроумен, ловок. Как и Державин, начинал службу в Преображенском полку, потом участвовал в Рымникском сражении под командованием Суворова. Но военная карьера его не сложилась. Зато, войдя в доверие к Безбородко (снова совпадение с судьбой Державина!), он стал влиятельным дипломатом. Сделался любимцем великого князя, а потом и императора Павла, хотя не сочувствовал его пруссофилии. Шутник Ростопчин, как никто другой, умел влиять на Павла, смягчать его гнев. Но… ровно за три недели до гибели императора Ростопчин угодил в опалу. Навет на Ростопчина был частью заговора: императора изолировали от верных ему людей. Пожалуй, впервые Ростопчина обвели вокруг пальца — с тех пор он дул на воду, а для публики чередовал проявления осторожности с аттракционами дерзости. Ростопчин понимал, что репутация чудака и оригинала во многих отношениях удобна.
Но до чего же он двуличен, этот Ростопчин! Державину ведомо, что он заглазно высмеивал его министерскую политику.
Державина тянуло к старинным друзьям, он и с недругами не любил лицемерить, а уж перед друзьями являлся в домашнем халате. Жаль, что Капнист далече — но в письмах малороссийскому другу можно пооткровенничать:
«Благодарю, братец, за дружеское письмо. Не хотел было тебе писать, для того чтоб ты не подумал, что будучи генерал-прокурором не хотел из гордости, а теперь из подлости пишу. Но как хочешь, думай. Тогда при хлопотах надоел и досадил, как горькая редька; а теперь истинное усердие и забота твоя о мне требует, чтоб помирился и благодарил. Впрочем уведомление твоё о каверзах против меня мне не могло служить к пользе и отвратить интриги, возымевшие уже давно своё. Как бы я ни оправдался, всё должно было уступить домогательству и желанно самого Государя; но как уволен, слава Богу, без оскорбления, по моей просьбе и с милостью, то и дело тем кончилось, что я остаюсь здоров, спокоен и весел; а будучи в той должности, три болезни должен был перенесть и одну весьма опасную. Касательно обвинения меня, то оно неосновательно и неуспешно бы было, ежели бы и придраться захотели; ибо определение Сената подписано всемогущим Строгановым, вездесущим Козодавлевым и велемудрым Неплюевым, которые никаких более замечаний по делам не принимали; но как дело сие основано и на законах, то и опасаться мне нечего, тем паче что указ 1783 г. гласит только о переходе, разумеется, посполитых подданных, а не о казаках, которых права утверждены грамотами древних царей и новых императоров, а потому, кажется, и депутация ваша будет в дураках; но я это сужу по собственному своему уму, а как сделают, не знаю. Пребываю искренним и прежним другом».
В отставке Державин привычно утешался стихами:
Видел я себя стоящим На высоком вдруг холму, На плоды вдали глядящим, На шумящу вблизь волну, — И как будто в важномВ поэзии такие тезисы звучат убедительно, но как сложно самого себя научить радоваться отставной жизни.
Не то чтобы в оправдание, но в объяснение своему политическому краху Державин набросал очередную автоэпитафию:
Ареопагу был он громом многократно, По смерти же его поставили кумир. Вельможам вместе быть с ним было неприятно: Не терпит правды мир.Конечно, такие слова не пишут на надгробных плитах, но красноречие утешительно. Найдя удачную рифму, Державин приосанивался: ведь действительно Сенат не раз бросало в дрожь от его правдолюбия.
Тем временем герои басен Крылова азартно высмеивали суетливого самоуверенного старика — конечно, в их понимании непросвещённого, тёмного, сумасбродного. Чем больше ему припишешь пороков — тем легче клеймить.
ЮН ДУХОМ ПО ГРЕХАМ…
Имя этого древнегреческого поэта стало определением целого жанра. Что есть анакреонтика? Если в двух словах: седина в бороду — бес в ребро. Беззаботные шалости престарелого ловеласа. Как известно, из всех европейских языков Державин сносно знал немецкий. А немцы в середине XVIII века не на шутку увлеклись анакреонтикой.
Двуликий в своём прямодушии Державин ухитрялся чередовать стоицизм и эпикурейство. Отгремели пушки Екатерининского века. Недавним победителям казалось, что император Павел своим пруссачеством вытаптывает российскую славу. В политике задули новые ветры — и они не вдохновляли поэта… Именно так Державин шутливо объяснял свой поворот к анакреонтике.
Эту лёгкую фронду публика принимала с воодушевлением. Тут, конечно, скорее художественная правда, чем истина. Просто анакреонтика давно привлекала поэта и он искал повод, чтобы нырнуть в эту воду.
От «политической» поэзии Державин не отказался, но отныне и до последних дней он увлечённо писал анакреонтику.
Считается, что анакреонтический вирус Державин подхватил исключительно от немцев. Какое там! К тому времени в русской литературе возникла внятная анакреонтическая традиция, сложился канон лёгкой поэзии.
Вот едва ли не самые известные русские стихи времён молодости Державина:
Стремится дух воспеть картежного героя, Который для игры лишил себя покоя; Бессонницы, труда, и голоду, и слез, И брани, и побой довольно перенес; От самой младости в игре что обращался И в знак достоинства венцом от карт венчался, Сплетенным изо всех украшенных мастей, Из вин и из жлудей, из бубен и червей.Эти строки мог бы написать и Гаврила Романович — уж он знал о картёжных страстях лучше всех. Но сие — Василий Майков, поэт, который без лишнего смущения говорил о пустяках, о ходовых грешках… Правда, у Майкова в «низком жанре» невозможны были натурфилософские размышления.
В 1794 году Львов выпустил сборник «Стихотворения Анакреона Тийского» с предисловием и продуманными примечаниями. Кстати, и Василий Майков иногда принимался за комментарии к собственным стихам, хотя к началу XIX века его наследие подзабылось. Гаврила Романович Майкова читал внимательно и учился у него — в том числе и лёгкости слога, но свои упражнения в лёгком жанре до поры до времени скрывал от читательских глаз.