Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие
Шрифт:
Никому из галльских всадников не удалось сдержать клятвы. Многие из них не увидели ни жен, ни родителей, ни детей. Их тела, изрубленные беспощадными германцами, усеяли поле между легионами, продолжавшими наступать, и лагерем галлов. Наемники вели кровавую жатву до тех пор, пока галльская конница не спряталась за спинами своих пеших воинов.
Теперь пришло время легионов. Приближение римлян вызвало панику в рядах галлов. Верцингеторигу не понадобилось много времени, чтобы оценить ситуацию и предположить результат столкновения. И он принял решение отходить под стены Алезии. Хотя отходить — это неточно сказано. Сражение пеших войск, даже не начавшись, закончилось повальным бегством галлов. Римляне преследовали их. Пока было
Алезия располагалась на вершине высокого холма. С двух сторон подступы к ней защищались естественными преградами — реками, с двух других город окружали холмы. Лишь напротив ворот, приблизительно на 3 мили (около 4–5 километров) в длину, тянулась равнина.
Цезарь сразу понял, что взять штурмом очередной оплот галлов невозможно.
Впрочем, Верцингеториг еще надеялся дать бой под стенами города и не торопился входить в Алезию. Даже после недавнего поражения войско галлов состояло из 80 тысяч пехоты и 15 тысяч конницы; Цезарь имел немногим более 30 тысяч воинов. Очередное конное сражение на равнине снова закончилось победой римлян. (Впрочем, не столько римлян, сколько германцев — этих бесстрашных всадников нисколько не волновало, что галлы в несколько раз превосходят их количественно; германцы считали: чем многочисленнее враг, тем больше добыча.)
Цезарь не оставил Верцингеторигу выбора; последнему не было смысла оставаться в лагере под стенами города, не мог он и вырваться с огромным неповоротливым войском на просторы Галлии — римляне сразу бы настигли деморализованных недавними поражениями галлов и перебили их. И войско Верцингеторига вошло в город, надеясь найти спасение в стенах Алезии, но попало в коварную западню.
«Борьба под Алезией пользуется заслуженной славой, так как ни одна другая война не дает примеров таких смелых и искусных подвигов», — пишет Плутарх, и с ним невозможно не согласиться. Гениальность Цезаря, его лучшие качества полководца наиболее ярко проявились при осаде этого города.
Верцингеториг убедился в полной бесполезности своей конницы, тем более не было корма для лошадей, и они слабели с каждым днем. Галльские всадники прорвались через римский недостроенный участок укреплений. Перед этим галльский вождь поручил всадникам посетить все общины и собрать на войну всех способных носить оружие. И еще предупредил, что «если они не проявят достаточной энергии, то вместе с ним обречены на гибель 80 тысяч человек отборного войска. По сделанному подсчету, у него хватит хлеба с трудом на 30 дней, но при известной бережливости можно продержаться несколько дольше».
По сведениям Плутарха, «число запершихся в городе было не менее 170 тысяч». Кроме войска Верцингеторига, в городе находились его жители, да и население окрестных сел бежало в Алезию, надеясь здесь найти спасение. Казалась бессмысленной сама затея взять город с таким большим количеством защитников. А Цезарь был доволен, что его главный враг оказался в городе, и на этот раз твердо решил с ним покончить.
Едва ли при осаде античного города использовалось больше сложнейших и невероятных по масштабам сооружений, как под Алезией. Римляне окружили город линией укреплений, общая длина которой составила 11 миль (более 16 километров). «В соответственных пунктах на ней был разбит лагерь и устроено 23 редута. В этих редутах днем стояли сторожевые посты для предупреждения внезапных вылазок; сильные отряды караулили их и ночью».
Перед выросшей стеной римляне выкопали ров шириной 20 футов (около 6 метров) с отвесными стенками. Через 400 футов (около 120 метров) прокопали еще два рва. Средний из них заполнили водой, подведенной из ближайшей реки.
Сооружения получились весьма внушительные, но защитников явно не хватало. Малочисленность войска вынудила Цезаря прибегнуть к сложной системе ловушек и прочих хитростей. В
В другие ямы закапывались заостренные и обожженные стволы толщиной в человеческое бедро. Ямы устраивали по пять рядов в трех футах друг от друга. Такие западни носили название лилий, ибо по форме напоминали этот цветок. Ямы прикрывали хворостом и дерном для маскировки.
Вдобавок римляне вкапывали в землю колья в фут длиной с железными крючьями. Размещались они на небольшом расстоянии друг от друга в разных местах. Их называли стрекалами. Проконсул предусмотрел все и блестяще подготовился к любому развитию событий. Вот что мы узнаем из «Записок»:
По окончании всех этих работ Цезарь выбрал, насколько позволяла местность, самую ровную полосу и провел на ней совершенно такую же линию укреплений в 14 миль в окружности, но обращенную наружу, именно против ожидаемого извне неприятеля, чтобы он даже в очень большом количестве не был в состоянии окружить со всех сторон его караульные отряды. А чтобы не быть вынужденным выходить из лагеря с опасностью для своего войска, он приказал всем запастись хлебом и фуражом на 30 дней.
Галлы с ужасом взирали на грандиозные сооружения римлян. Большинство их впало в апатию, и Верцингеторигу не удалось даже организовать приличную вылазку. Ему, Верцингеторигу, римляне не оставили ни малейшей возможности пополнить запасы продовольствия. Единственное, что оставалось галлам, — это экономить. Однако неумолимо приближался день, когда экономить будет нечего. Все надежды галлы возлагали на помощь, которую должна собрать со всей Галлии прорвавшаяся конница Верцингеторига. Но как ее дождаться, когда все хлебные хранилища опустошены до последнего зернышка? И тогда Верцингеториг созвал собрание самых влиятельных представителей галльских народов.
Из высказанных мнений преобладали два: либо сдаться Цезарю на приемлемых условиях, либо, пока есть силы, напасть на римлян всем вместе (а там уж как повезет). Третий путь, весьма жестокий и бесчеловечный, предложил опытный воин — арверн Критогнат:
— Я не намерен говорить ни слова о предложении тех, которые называют капитуляцией позорнейшее рабство; по моему мнению, их надо исключить из числа граждан и не допускать на собрания. Я желаю иметь дело только с теми, которые высказываются за вылазку: в их предложении все вы единогласно признаете следы старой галльской храбрости. Но не храбрость это, а слабохарактерность — не суметь короткое время вынести продовольственную нужду. Людей, добровольно идущих на смерть, легче найти, чем таких, которые терпеливо выносят лишения. При всем том я одобрил бы это предложение — так высоко ценю честь, — если бы я видел, что в жертву приносится только наша жизнь. Но при нашем решении мы должны подумать о судьбе всей Галлии, которую мы подняли на ноги с тем, чтобы получить от нее помощь. Когда нас 80 тысяч человек будет сразу на одном месте убито, откуда, по вашему мнению, возьмется мужество у наших близких и кровных родственников, если они вынуждены будут принять решительный бой на наших трупах? Каков же мой совет? Делать то, что делали наши предки в далеко не столь значительной войне с кимврами и тевтонами: загнанные в свои города и страдая от такой же нужды в съестных припасах, они поддерживали жизнь свою трупами людей, признанными по своему возрасту негодными для войны, но не сдались врагам. Если бы у нас не было такого примера, то я признал бы делом чести создать его во имя свободы и завещать потомкам.