Гайдзин
Шрифт:
Потом начался озноб. Ледяные колья вонзались в её внутренности. И опять дикая боль, в двадцать раз хуже самых болезненных колик во время месячных. Её тело выгибалось дугой, руки и ноги судорожно подергивались, когда волны нечеловеческих мук прокатывались от её лона до головы.
— Я сейчас умру... я сейчас умру, — стонала она. Зубы её впивались в ткань простыни, заглушая крики, вырывавшиеся с новыми спазмами, которые сменялись ознобом, накатывались и отступали, накатывались и отступали, а потом прекратились. Как-то вдруг.
В первый момент она подумала, что действительно умерла, но вскоре
Она с трудом поднялась с постели, чувствуя себя ужасно. Отражение в ручном зеркале напугало её. Посеревшее лицо, волосы мокрые от пота, губы обесцвечены лекарством. Она сполоснула рот зеленым чаем, сплюнула в ночную вазу и задвинула её обратно под кровать. Потом мрачно стянула с себя грязную рубашку, мокрым полотенцем протерла лицо и шею так хорошо, как только смогла, расчесала волосы и снова легла, обессиленная, но чувствуя себя лучше после всех этих трудов. Только тогда она заметила красный мазок на своей ночной рубашке, небрежно брошенной на вытертый ковер.
Быстрый осмотр подтвердил, что кровь сочится. Она подвязала чистое полотенце между ног и, уже на рассвете, легла опять, едва не утонув в матрасе от усталости. Тепло разлилось по всем её членам. Кровь пошла обильнее.
29
Воскресенье, 9 ноября
Малкольм Струан, тяжело опираясь на трости, ковылял через Хай-стрит, направляясь к фактории Струана. Небо затянули облака, с моря дул легкий ветер, день был холодный, и гнетущая его тревога исчезла. Исчезла, потому что он увидел Анжелику и убедился, что она чувствует себя хорошо и выглядит прелестнее, чем когда-либо, хотя она была бледной и невыспавшейся. Он пробыл у неё лишь несколько минут, не желая утомлять её.
Перед ним высилась фактория Струанов, а позади неё был виден шпиль церкви Святой Троицы. Он посетил раннюю службу сегодня утром и помолился за Анжелику и за то, чтобы силы вернулись к нему, после чего почувствовал себя лучше. Но пусть Бог проклянет всех Броков на веки вечные, даст мне поскорее убить Норберта и...
— Тайпэн!
Вздрогнув, он пробудился от грез и оглянулся. Филип Тайрер спешил к нему от британской миссии.
— Извините, но мы все просто хотели справиться о здоровье мисс Анжелики.
— Чудесно, она чувствует себя чудесно, — ответил Малкольм. Теперь, за спиной Тайрера, он увидел сэра Уильяма, который наблюдал за ним из окна на первом этаже. Он махнул тростью и неловко задрал руку с торчащим вверх большим пальцем, министр махнул ему в ответ. Как раз перед тем как сэр Уильям отошел от окна, он заметил рядом с ним фигуру ещё одного человека. — О, это ваш ручной самурай, Накама?
— Кто? Ах да, да, это был он. С ней действительно все в порядке?
— С ней все очень хорошо, благодарю вас.
— Хвала Создателю за это, мы все перепугались насмерть! — Филип Тайрер просиял. Здоровый, румяный, сильный, он возвышался над Струаном, но только потому, что тот теперь ходил и стоял ссутулившись. — Вы и сами выглядите гораздо лучше.
—
Улыбка на лице Филипа погасла.
— Да, пожалуй, да.
— Договоренность была такая, что вы должны держать Джейми и меня в курсе. Насчет всего. А?
— Ну-у... да, да. Но сэр Уильям... он пытается выяснить политическую обстановку в Японии, и...
— Государственная политика и бизнес — это как две перчатки из одной пары, Филип. Может быть, вы заглянете к нам завтра, перед обедом? Я бы с удовольствием узнал нечто новенькое. — Он натянуто улыбнулся. — Будьте добры, передайте сэру Уильяму мои наилучшие пожелания, увидимся завтра.
Он захромал по улице, злясь на себя за желчный тон, до смерти уставший передвигаться таким образом, потом начал подниматься по лестнице фактории в свои апартаменты. Его спина и живот тревожно ныли. Не больше, чем обычно, с раздражением подумал он, и это не причина, чтобы набрасываться на Филипа. Он просто хотел быть любезным. Ну да ладно, немного эликсира А Ток, и я снова буду в полном порядке. Приглашу Филипа на ужин и...
— Тайпэн!
— О, привет, Джейми. — Малкольм остановился на середине лестницы. — Ты слышал, что «Океанская Ведьма» отправляется раньше срока? Возможно, с вечерним отливом сегодня.
— А! А я как раз собирался сказать тебе об этом. До меня дошли слухи, я попробовал выяснить у Норберта, но он сейчас занят. Как Анжелика?
— Прекрасно, — рассеянно ответил Малкольм. — Нам следует подготовить почту к отправлению на тот случай, если «Ведьма» и правда сегодня выйдет в море.
— Все будет готово. Я заберу твои письма сразу же, как только узнаю, что слухи подтвердились. — Джейми нахмурился, заметив, как Малкольм растревожен чем-то.
— Пошли кого-нибудь к Анжелике, у неё тоже есть почта. — Её письмо к его матери, которое писалось и переписывалось, пока оба они не остались довольны. Хорошее получилось письмо, подумал он.
— Она действительно была в порядке, тайпэн?
— Обворожительна. — Малкольм улыбнулся, на миг забыв о боли, забыв о «Ведьме». Она выглядела так великолепно, лежа в кровати, свежая, хотя и несколько бледноватая, веселая, внимательная и такая довольная, что он пришел. — Она сказала, что завтра к вечеру встанет на ноги, Джейми. Почему бы нам не устроить роскошный ужин, здесь, а? Мы и, скажем, Дмитрий, Бебкотт, Марлоу, если будет свободен, и Паллидар, они оба славные ребята, хотя и увиваются за ней как щенята.
— Как насчет Филипа и сэра Уильяма?
— Филип да, но без сэра Уильяма... нет, лучше вычеркнуть их обоих. Как насчет графа Сергеева, он умеет развеселить компанию?
— Если ты пригласишь его, то тогда непременно придется приглашать всех министров — в этом случае, сэра Уильяма за дверью, пожалуй, не оставишь.
— Ты прав. Сделаем проще, пригласим их в другой вечер.
— Я распоряжусь, — сказал Макфей, радуясь, что между ними снова воцарилась дружба. Вместе они вошли в его комнаты. Их привели в полный порядок после пожара, хотя легкий запах дыма ещё оставался. — Как быть с Кеттерером?