Гайдзин
Шрифт:
— Разумеется, это будет трудно. Но вы сумеете устроить все это без того, чтобы он разговаривал с ней.
— Я не думаю, что это возможно, и к тому же есть ещё князь Ёси... — Она остановилась, не договаривая дальше, в отчаянной надежде, что он откажется от этой услуги, но он мягко продолжал, глядя на неё напряженным, подчиняющим себе взглядом, говоря, что Сумомо будет с нею в безопасности, что она самурай, невеста очень важного сиси, женщина, достойная доверия:
— Прошу прощения, но я прошу вас сделать это для сонно-дзёи. Если возникнут проблемы, отошлите её. Любое задание она выполнит... прошу извинить, Койко-тян, я должен
— Подождите. Если... мне придется посоветоваться с генералом Акэдой, но даже если его и можно избежать, я все равно должна буду спросить у своих слуг, мне, разумеется, необходимо знать их мнение, но что мне рассказать о ней? Генералу или им. Я не знаю этих людей из Киото и о них ничего не знаю.
— Их мама-сан ручается, что им можно верить, — ответил он с полной убежденностью. — Я спросил её , одобрит ли она все это, иначе я не предложил бы подобного. Скажите им правду, что Сумомо просто упрямая девушка и её опекун — ваш старый-старый клиент — хочет, чтобы её обуздали и обучили полезным женским искусствам. Я не могу взять её с собой и хочу, чтобы о ней позаботились. У меня есть обязательства по отношению к её жениху. Она будет подчиняться вам во всем.
Койко дрожала от опасности, которой подвергала себя, а также тех, за кого несла ответственность, Тёко и своих помощниц: четырех прислужниц, парикмахершу и массажистку. По счастью, они согласились принять незнакомку в свой круг и помочь ей измениться к лучшему, и Акэда после долгой беседы не смог найти ни одного недостатка.
Ах, Кацумата, вы знали, что я ни в чем не могу вам отказать, подумала она. Любопытно, как быстро вам перестало быть нужно мое тело, всего через несколько месяцев, и вы пожелали вместо этого владеть моим разумом и расширять его. Я все ещё скована железными обручами, в глубоком долгу перед вами. Без вас и тех знаний, которые вы мне дали, я не достигла бы вершины пика, где нахожусь сейчас, и не смогла бы очаровать величайшего человека в стране.
— Садитесь, Сумомо, — пригласила она. — У нас есть немного времени, прежде чем мне нужно будет уйти. Здесь нас не могут подслушать.
— Благодарю вас.
— Мои слуги переживают из-за вас.
— Пожалуйста, извините меня, если я делаю что-то неправильно. Койко улыбнулась.
— Прислужницы сомневаются, есть ли у вас вообще язык. Все соглашаются, что вам не мешало бы быть более обходительной, и все понимают, почему ваш опекун хочет, чтобы вы стали лучше.
— Мне нужно стать лучше, — сказала Сумомо с улыбкой.
Глаза Койко прищурились. Молодая женщина напротив неё была по-своему привлекательной, тело гибкое и сильное, лицо не накрашено, цвет юности и здоровья восполнял этот недостаток. Волосы у неё в хорошем состоянии, но их нужно красиво уложить, критически подумала она. Стиль Киото подойдет ей, побольше дорогих масел на руки и кисти, слегка оттенить её изящные скулы, чуть-чуть добавить цвета губам. У этой девушки хорошие задатки. Мы должны сходить в баню вместе, тогда я буду знать больше, хотя сомневаюсь, что она смогла бы привыкнуть к нашей жизни, даже если бы хотела.
— Вы девственница, да?
Она увидела, как девушка вспыхнула, и громко рассмеялась.
— Ах, прошу прощения, ну конечно, вы девственны, я на мгновение забыла, что вы не принадлежите к нашему Миру. Прошу вас, извините меня, но мы так редко встречаемся с чужими, особенно с женщинами-самураями, а иметь одну
— Вы всегда нас так называете — чужими?
— Да. Наш Плывущий Мир разделяет нас. Возьмите маленькую Тёко. Скоро её другая жизнь исчезнет, и она будет знать только мою. В этом состоит моя обязанность: обучить её и сохранить нежной и доброй, приносящей себя в жертву мужским удовольствиям — не по своему порыву. — Глаза Койко глянцево заблестели. — Ведь именно это делает мужчин счастливыми и всем довольными, удовольствие во всех его проявлениях, neh?
— Прошу прощения, я не понимаю, что вы подразумеваете под «проявлениями»?
— О, прошу прощения, это означает различные виды и качества, показать удовольствие во всех его формах и степенях.
— А, благодарю вас, — произнесла она, пораженная. — Пожалуйста, извините меня, но я никогда не знала, что дамы... Плывущего Мира такие... конечно, я предполагала, что они прекрасны, но никогда-никогда не думала, что они могут быть так прекрасны, как вы, и никогда даже не представляла себе, что они могут быть так хорошо образованы и совершенны во всем. — За те несколько дней, что она провела здесь, Сумомо слышала, как Койко поет и играет на сямисэне, и её вдохновили несравненное исполнение и репертуар — она сама играла на сямисэне, совсем немного, и знала, как это трудно. Она слышала, как Койко учила Тёко искусству хокку и других видов поэзии, учила обыгрывать фразу, рассказывала о шелках, о том, как их изготовляют, об основе и утке и других тайнах ремесла, о начале истории и прочих столь же чудесных вещах — широта её знаний была огромна. Сумомо почтительно поклонилась. — Вы поражаете меня, госпожа Койко. Койко тихо рассмеялась.
— Учение — самая важная часть нашей работы. Легко удовлетворить тело мужчины — этот восторг столь мимолетен, — но трудно доставлять ему удовольствие бесконечно долгое время, интриговать его и сохранять его расположение. Это должно исходить из чувств разума. Чтобы достичь этого, необходимо заниматься крайне тщательно. Вам тоже следует начать делать это.
— Когда можно восхищаться цветами вишни, кто станет смотреть на морковную ботву?
— Когда мужчина голоден, он ищет морковь, а не вишневый цвет, а голод он испытывает чаще, чем бывает сыт. — Койко ждала с лукавым интересом. Она увидела, как Сумомо опустила глаза, не зная, что сказать.
— Морковь — это пища крестьян, госпожа Койко.
— Вкус к ягодам вишни нужно развивать, как и к её цветам. Вкус моркови может иметь самые разные оттенки, если её приготовить подобающим образом. — Снова она выжидательно замолчала, но Сумомо по-прежнему не поднимала глаз. — Отбросив загадки, чтобы они не сбивали вас с толку, я скажу, что в действительности не плотских утех ищут мужчины в нашем Мире, но возвышенной любви — нашего самого запретного плода.
Сумомо была поражена.
— Запретного?
— О да, для нас. Он отравлен, этот плод. Мужчины ищут любви и в вашем Мире тоже, и вам она не запрещена, не правда ли?
— Правда.
— Ваш будущий супруг такой же, как все, он тоже ищет высокой любви, везде, где её можно найти. Будет лучше, если он найдет её дома — столько, сколько вы сможете ему дать, и так долго, как только сможете. — Койко улыбнулась. — Тогда у вас будет и вишня, и тонко приготовленная морковь. Оттенков вкуса можно добиться без труда.
— Тогда, пожалуйста, научите меня.