Газета День Литературы # 121 (2006 9)
Шрифт:
гордость моя – и жестокая горечь моя!
Впрочем, всё правильно... Всё справедливо на свете:
рано ли, поздно ли – кончится время химер.
...Так что не попусту мальчики-девочки эти
майки надели с багряными буквами – СССР.
РАЗДУМЬЯ НА РУБЕЖЕ
...Вот я у нашей страны на
рядом с державной границей стою –
и со святою обителью древней.
Дальше – всё тот же родной окоём.
Те же озёра и пажити в нём,
русские наши деревни.
Только всё это теперь – з а р у б е ж.
Это пространство, что было допрежь
тысячелетней землёю
пращуров наших – сегодня оно
разделено, расчленено.
Тело его разрубили живое...
В этом селе я на свадьбах гулял.
В том – дедов родич, могуч и удал,
жил полюбовно с чухонской вдовицей.
Рыбу ловил я вот в этой реке
и целовался вон в том хуторке...
Это теперь – з а г р а н и ц а!
В каждом селении здесь у меня
или товарищи, или родня
были... немыслимо вымолвить: были.
Снова во имя химерных идей
семьи и судьбы стольких людей
разъединили, перерубили...
Вместо одной
Берлинской стены
тысячи новых возведены –
вот он, венец "катастройки".
Тело и душу единой страны
"демократические" паханы
взрезали зубьями Сатаны
на Беловежской попойке.
...Воткнутым в землю
советским штыком
я и стою на разрезе таком.
И замечаю, что рядом –
вот они! – смотрят с той стороны,
дулами к нам устремлены –
танки заморской армады.
Если из НАТО грянет приказ –
будут во Пскове они через час:
нашим десантникам шагу не даст
Что ж остаётся? Подобьем штыка,
в землю вонзённого, ждать нам, пока
станем и мы з а р у б е ж ь е м?!
Все мы давно уж в смертной беде.
Новые Минин с Пожарским – вы где?
Нет среди русских сплоченья...
Видите: время пришло собирать
нашу последнюю, смертную рать.
Время сбирать ополченье.
...Знаю, что строки наивны мои:
люди в разброде, в хмельном забытьи.
Время не сыщешь плачевней.
Но – вперекор ему! – снова, опять
я говорю, что пора собирать
нашу последнюю русскую рать.
Время сбирать ополченье.
Роман Солнцев УСЫ. Из истории нашего весёлого семейства
Нынешняя молодежь вдруг отказалась от усов, а начала отращивать смешные вертикальные серпики на подбородках, какие можно увидеть на картинах старинных живописцев, сохранивших облик королей и прочей надменной знати. Иной раз встретишь и усы, но в сочетании именно с такими волосяными полуколесиками, реже – с торчащей вверх бородкой оперного Мефистофеля.
Молодежь ищет лицо.
А я, лишь только встречу так снаряженного подростка (у него, конечно, еще и золотое колечко на левой ноздре, и серьга в ухе, и "косичка Мастера" на затылке), слышу хриплый хохот своего дяди Саши, который носил усики-треугольник, похожие на усики маршала Ворошилова.
– Бороду носит старый человек. Бороду носит мудрый человек. Мужчина должен носить усы. Пока он может действовать.
– В каком смысле, дядя Саша?
– В любом! – был ответ. И ответ казался бы запальчивым, если бы не весь облик невысокого, слегка кривоногого (привык сидеть в седле), но чрезвычайно сильного, темноликого дяди Саши, по-татарски – Шаех. Его мы звали иногда дядя Шейх, на что он гневался.
– В нашей стране не может быть шейхов, мы уничтожили богачей как класс.
– А зачем же, дядя Саша, начальство обещает людям процветание и благополучие?
– А затем, малыш, что все это будет, но сразу у всех, постепенно. А не так, чтобы кто-то выделялся – один богач, а другой в лаптях.
– А если, дядя Саша, один работает хорошо, а другой не хочет работать?
– Воспитаем! – рубил он ладонью воздух крест-накрест, в разговорах со мной становясь как бы и сам подростком. – Заставим! В Конституции написано: кто не работает, тот не ест.