Газета День Литературы # 80 (2004 4)
Шрифт:
лугов лугов лугов
А где же русский хозяин? отец трав? где крестьянин жнец косарь?
А?..
Иль пьян? Иль спит? иль мёртв?..
О рукопожатье лапкожатье двух весёлых двух медовых двух похмельных травяных собратьев моих муравьёв
О вас не тронула бредущая смертельная коса
Уснувших в меду трав блаженнейших жнецов
СОН НА БРЕГУ РОДНОЙ РЕКИ ВАРЗОБ-ДАРЬИ
Ах постели мне бухарское древлее одеяло курпачу на брегу весенней вешней реки родимой Варзоб-дарьи
Матерь матерь мати матушка мама Людмила мааааа древляя моя моя моя айя
Постели мне родное пахучее одеяло на брегу талой многоталой реки
моей колыбели зыбки люльки вечной шалой шаткой хрустальной вечной ой Варзоб-дарьи
Я там усну как в детстве тало тало тало от твоей ночной звёздной тёплой тёплой щекочущей руки руки руки
Матерь мати матушка маааа от твоей блаженной бессмертной родильной молочной в ночи млековой как Млечный Путь руки руки руки
Ах все вселенские Млечные пути лишь ночные руки млечных матерей... ойи... ойи... уйи...
Ах спи спи сынок усни усни усни...
Матерь матушка а ты в ночи поправь на мне одеяло чтоб ночная речная сырость не взяла меня не просквозила да не объяла
Ай постели мне бухарское древлее фазанье павлинье одеяло одеяло
Пусть ночное наводненье потопляющее усыпляющее сонные кишлаки да берега
Унесёт и меня спящего ворожащего вместе навек вместе с сонным святым моим одеялом
Матерь мати матушка маааа аа ааааа где фазаны где павлины аааа
Только нет уже уже уже давно на земле моей матушки Людмилы
речной ночной моей улыбчивой моей матушки маааааааа айяаааа
Да и то одеяло давным давно увяло избилось обветшало...
Те павлины те фазаны навек перья растеряли расплескали раскидали насмерть
Только та река и осталась вековечная вечнотекущая осталась
Тогда я прихожу на брег той реки что осталась
И ложусь на тёплый приречный песок да на хладный валун камень камень
Ах река вечная матерь матушка маааа
Ах укрой унеси упокой меня в твоих слёзных сладчайших блаженных волнах валах водяных сыпучих хрустальных хребтах горах одеялах летучих саванах непреходящих
ОСЕНЬ
Воздвижение
Золотое увяданье усыпанье рассыпанье умиротворенье яшмовых янтарных яхонтовых златоатласных златобронзовых златомалахитовых златобродильных рощ рощ рощ
Всё задумал! Сотворил! И всё исполнил Ты! Всеведущий Всевидящий Всетрепетный Господь
Но зачем от ветра листобоя в сердце ходит дрожь как нож как нож
как нож
ПОЭТ
Осенние рыдалистые журавли ещё не летят!
Ещё они не прилетели!
Ещё они нежатся в клюквенных колыбелях болотах!
Ещё они медлят опаздывают
А ты уже плачешь!
А ты уже сладко разрывисто рыдаешь
В полях студёных пустынных скитаешься маешься упадаешь
Что же будет когда они полетят поэт
ТРОПА В ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ
Дервиш сказал:
— В далёком согдийском кишлаке — имя его я уже забыл, да и сами жители древнейшего кишлака уже не помнили не выговаривали древнейшее клинописное имя его, — жил древнейший старик истлевший, заживо в ветхости своей.
Звали его Дарий Гуштасп Ходжа Зульфикар Филадельф Армагеддон Артаксеркс.
Да!.. И как он носил имя такое?..
Не знаю... не знаю... не знаю...
Но!
Когда его спрашивали, почему у него такое царское древнее имя, он говорил, что он знал этих царей, и они знали его...
А потом вечно и сладко щурясь улыбаясь рассказывал он жителям кишлака, что знает в дальних горах тайную каменную осыпчивую опасную даже для горных архаров и козлов нахчиров и барсов стелющихся снежных тропу тропу ведущую из Земного тленного мира в вечное Царствие Небесное...
В райские неоглядные сады со вечноцветущим древом "тальх" и источником Сельсебелем...
В сады, о которых в Святой Книге сказано, что они превышают в тысячи раз земли человеков дышащих...
И старик всё время щедро звал жителей в горы, чтобы показать им Ту Тайную Тропу...
Но кто? на земле? в суете? не забыл о Царствии Небесном?..
И никто не верил старику, который так обветшал в старости, что забыл своё царское имя, как и все жители забыли названье своего клинописного кишлака...