Газета День Литературы # 87 (2004 11)
Шрифт:
не победить, так умереть!
***
Рассердилось море не на шутку, —
для начала — раннюю побудку
мне сыграло ревом штормовым,
а потом — накрыло с головою
пятибалльной, черною волною, —
хоть взывай к спасателям родным.
Только море про меня не знает...
и нещадно топит вновь и вновь, —
но, не покоряясь круговерти,
принимаю вызов, как бессмертье,
принимаю вызов, как любовь.
***
Дрожало — полночное море
лежало покорно — у ног.
И — не было слова для ссоры,
и — не было слез для тревог...
Звучали народные песни...
Растроган мелодией их,
подумал: а что будет, если
в ответ прочитаю я стих.
Сомненья развеялись тут же,
едва я закончил читать,
мне греки захлопали дружно
и стали в сердцах обнимать.
И небо над нами сияло
звездами, что дружно зажглись,
душа, как поденка, порхала
и верила — в лучшую жизнь.
ПОЕДИНОК
Два дня стихии не смирялись,
слова тонули в реве их,
и мы друг с другом объяснялись
на языке — глухонемых...
Кто победил в борьбе суровой,
мы знать, наверно, не должны...
Но вдруг проснулись не от рева,
а от безмерной тишины.
Был ветр послушен, как ребенок,
не слышен был морской прибой...
И лишь обломки старых лодок
напоминали нам про бой.
***
Моим моленьям море вняло,
к утру — устало бушевать,
и на волнах меня качало,
как в зыбке дорогая мать.
И с высоты небес высоких,
как колыбельная, звучал
напев рассветный, одинокий,
и я — невольно засыпал.
Моя тревога отступила,
как будто воля высшей силы
их для меня послала вниз.
***
Море сегодня мирное, но соленое-соленое настолько,
что вкус и летучий запах йода с трудом ощущаю.
Во рту непривычно вязко, муторно, остро и горько,
хочется пить, но пресную воду взять забываю.
Волна накатывая, меня облизывает с головы и до ног,
облизывает вкусно, будто котенок жирную миску...
Чайки — то усядутся на влажный, зернистый песок,
то круто поднимутся в небо, что синей василиска.
Впервые за долгую жизнь могу лежать, ни о чем не думая
и все-таки нет-нет да подумаю снова хотя бы про то,
как много бывает от моря тяжелого, долгого шума, —
и он меня утомляет, причем, как никто и ничто.
***
Пойду ли к морю веселиться,
поеду ль в град Ираклион, —
повсюду радостные лица
встречаю на пути своем.
На сто вопросов — сто ответов,
и каждый — полный, с теплотой.
Как будто горести и беды
прошли далеко стороной...
Но я-то знаю, что едва ли
отыщется другой народ,
который так бы мордовали
из века в век, из рода в род.
Но здесь под небом чужедальным,
хранимый светом русских звезд,
я за народ многострадальный
произнесу высокий тост.
Душа надеждою искрится,
что и когда домой вернусь,
я каждому, кто обратится,
и — помогу, и — улыбнусь.
Лев АННИНСКИЙ АННА БАРКОВА: "КРОВАВЫЕ ЗВЕЗДЫ НА СМИРИВШИХСЯ БАШНЯХ..." (Из цикла “медные трубы”)
Ее имя, сверкнувшее на небосклоне молодой советской поэзии, потом выжженное оттуда каленым железом и лишь после ее смерти возвращенное в литературу, собственно, имя сразу связалось с Ахматовой, и это понятно уже хотя бы потому, что эта Анна оказалась воспринята именно как антипод той Анны. Но фамилия! Не дьявольская ли шутка — получить фамилию знаменитого охальника ХVIII века, автора и героя чуть не всех скабрезностей русской лирики, не имея с ним ничего общего!