Газета День Литературы # 92 (2004 4)
Шрифт:
Всмотревшись в лицо бомжа, Зайцев увидел вдруг, как две одинокие слезинки выкатились из его глаз, скользнули вниз по щекам и затерялись в седоватой немытой щетине.
— Слезливым стал,— проворчал, смутившись, бомж и поднялся со своей кушетки.— К чему бы это, а, капитан?..
Медленно, с остановками, дошли до машины. Бомжара, поколебавшись, сел на заднее сидение, постеснялся сесть рядом с капитаном. Позволил Зайцеву сделать вид, что тот не едет с бомжом, нет, а как бы доставляет его в отделение — позаботился
— Садись рядом,— сказал Зайцев, обернувшись.
— Ладно, капитан, ладно,— бомжара привычно вжался в угол и как бы даже сделался невидимым — во всяком случае, заметить его присутствие в машине с улицы было трудно...
ЗАПЕРЕВ ЗА СОБОЙ ДВЕРЬ, Зайцев прошел в комнату, сел в угол у окна и закурил. Ничего здесь с утра не изменилось, только тошнотворный запах убийства немного выветрился.
— Я здесь уже бывал, ничего нового не увижу... А ты, Ваня, походи, посмотри... Чего не бывает. Вдруг озарение посетит, вдруг просветление наступит...
— Наступит, посетит,— проворчал бомж и, вернувшись в коридор, внимательно осмотрел замок. Потом уже в комнате некоторое время стоял неподвижно, рассматривая меловые контуры тел. Потом, зайдя с другой стороны круглого стола, постоял у скатерти, залитой не то подливой, не то томатной пастой, шевельнул ногой бутылку, в которой еще оставалась водка, сдвинул перекошенным своим ботинком тарелку, исподлобья посмотрел на Зайцева.— И ни одного наследника?
— Ни единого.
— Послушай, капитан... Ты всё-таки поищи здесь открытки поздравительные, телеграммы праздничные, письма... Поищи. Где-то в этих ящиках они должны быть,— бомж кивнул в сторону стенки.— А я выйду на площадку покурю.
— Кури здесь... Хозяева не возражают.
— Возражают,— бомж исподлобья глянул на капитана.— Я чую. Сигареткой угости...
Взяв у Зайцева сигаретку, бомжара заглянул на кухню, потоптался там, нашел спички и вышел на площадку. Там спустился пролетом ниже, сел на корточки в угол (усвоил где-то эту то ли зэковскую, то ли восточную привычку) и замер там с видом совершенно равнодушным и даже, кажется, сонным.
С каким-то металлическом грохотом открылась кабинка лифта, и оттуда вышел плотный мужичок с хозяйственной сумкой. Впрочем, не только сумка у него была хозяйственной — и взгляд, и повадки у него тоже были под стать сумке. Увидев сидящего на корточках бомжа, мужичок остановился и некоторое время молча его разглядывал. Осуждающе разглядывал: дескать, мало того, что по двору шастают, уже и в дом забрались.
— Ну, и что?— спросил мужичок напористо.— Как дальше жить будем?
— Даже не представляю,— честно ответил бомж.
— Переживаешь, значит?— уже с явным раздражением продолжал настырничать мужик.
— Переживаю. Обоих вот убили... Обоих.
— Подожди... они, Акимовы, что же, близкие твои?
Бомж промолчал.
— А я что-то тебя здесь не видел.
— И я тебя не видел,— опять честно ответил бомж.
Мужичок поставил свою сумку в сторону и присел на ступеньку напротив. Полез в карман, достал сигареты, закурил и предложил бомжаре. Тот не отказался, поскольку от зайцевской сигареты оставался лишь коротенький бычок.
— Ты что, войти не можешь?— спросил мужичок голосом, в котором уже не было ни настырности, ни осуждения.
— Да следователь там...
— Что-то он зачастил...
— Работа такая,— чуть передернул плечами бомж.
— Жалко стариков-то... Мы ведь лет двадцать с ними в этом доме живем... Жили то есть, представляешь?
— Представляю.
— Семеныч-то ко мне забегал в субботу. Водки просил.
— Пил?
— Да как... Гостя хотел приветить... А дома ни капли.
— И дал ты ему водки?
— Дал... Я говорю: неловко, мол, початая бутылка-то. А он говорит: неважно, сойдет. Схватил и побежал обратно. И всё... Пуля ему всё лицо разворотила, смотреть страшно.
— Подожди меня здесь,— сказал бомж и поднялся.— Я быстро. Не уходи.
С необычной для него сноровкой бомжара поднялся на лестничный пролет, зашел в квартиру, осторожно, не обращая внимания на Зайцева, взял с пола бутылку, за самый кончик горлышка взял и снова вышел на площадку.
— Твоя?— спросил он у мужичка.
Тот поднял глаза и подошел поближе.
— Моя вроде.
— Точно твоя?
Мужичок присмотрелся.
— Похожа. Да откуда там другой-то взяться, если он ко мне приходил?
— А сам ты где тут живешь?
— Да вот она, моя квартира, напротив. Я ж говорю, двадцать лет...
— Следователь у тебя был?
— Нет, но обещал. Грозился, можно сказать.
— Будет,— ответил бомж и вернулся в квартиру к Зайцеву.
Разложив на столе обнаруженные открытки, письма и телеграммы, тот внимательно вчитывался в обратные адреса и раскладывал всю эту почту по разным стопкам. Он даже не заметил, как бомж, взяв бутылку, куда-то с ней отлучался, а через несколько минут вернулся, положив точно на прежнее место.