Газета "Своими Именами" №32 от 06.08.2013

Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль)

Всякая власть нуждается в опоре на какой-то социальный слой, который бы служил этой власти (в институтах власти) и оказывал бы ей политическую поддержку. Например, царская власть опиралась на дворянство, то есть, с одной стороны, дворяне, наделённые необходимыми властными полномочиями, служили в органах управления, а с другой стороны, в силу своего социального положения класс дворянства обеспечивал царю политическую преданность. Техническую работу по управлению осуществляло чиновничество.

С приходом к власти буржуазии роль чиновничества возросла, ибо они стали выполнять не только техническую работу по управлению, но и могли занимать руководящие посты уже с наделением властными полномочиями. И хотя вся полнота власти находится в руках буржуазии, окрепшее финансовое состояние чиновников, особенно достигших служебных высот, делает возможным слияние этих двух социальных групп. В то же время и буржуа не гнушаются

управленческой работы. Такое взаимное «перетекание» делает эти группы неразличимыми для восприятия. Создаётся иллюзия самодостаточности класса буржуазии, а буржуазный строй представляет себя, как строй неограниченных возможностей. Но, кроме буржуазии и примыкающего к ней чиновничества, есть ещё, скажем так, остальной народ. Отношения буржуазии и «остального народа» достаточно представлены в литературе и в старых, и в новых учебниках по общей социологии. Однако там буржуазия берётся, так сказать, в «чистом виде», без учёта примыкающего к ней чиновничества. И если мы теперь учтём наличие этого нерушимого тандема, то нам станет понятной, откуда появилась озабоченность Ленина (уже в 1918 году!) ростом бюрократии. Буржуазия была изгнана с политической и экономической арены, а её, так сказать, придаток никуда не делся. Они (чиновники) обоснуются сначала в экономике и организации хозяйства как специалисты, потом, проникшись пролетарской идеологией, поступят в государственный и партийный аппарат. Были среди них и выдающиеся люди, и просто «работяги», привыкшие служить государству, но если говорить о массе, то здесь картина меняется. Чиновничество, будучи, как мы выяснили, придатком буржуазии, перенесло вместе с собой в строящееся новое общество все «родимые пятна» старого, отвергнутого общественного строя, а главное, свой до времени затаённый интерес. Иначе и быть не могло! Об этом предупреждал ещё П.А. Кропоткин. Анализируя опыт французских республиканцев по использованию старой государственной машины для выполнения новых задач, Кропоткин указывает, что эта затея провалилась, дело кончилось тем, что они (республиканцы) «были сами поглощены этим учреждением». И далее, уже применительно к нашей революции 1917 года, Кропоткин пишет: «Нас хотят уверить, несмотря на все неудачи, что старая машина, старый организм, медленно выработавшийся в течение хода истории с целью убивать свободу, порабощать личность, подыскивать для притеснения законное основание, создавать монополии, отуманивать человеческие умы, постепенно приучая их к рабству мысли, - вдруг окажется пригодным для новой роли … - Какая печальная, трагическая ошибка! Какая нелепость! Какое непонимание истории!» (Кропоткин П.А. «Современная наука и анархия». М., Изд. «Правда», 1990 г., с 450-451).

Кто же мог «запустить» эту старую машину после смены власти в 1917 году? Совершенно верно: тот самый «придаток буржуазии», доставшийся нам в наследство от свергнутого строя. Однако и этим не всё сказано. Дело в том, что тогда ещё не было столь очевидным превращение серенького чиновника в серьёзную политическую силу. И что тот самый Иван Антонович, прозванный в общежитии «кувшинным рылом», будет прародителем нынешних президентов, премьеров и разного рода чинуш вплоть до банковского клерка или мастеришки в захудалом цехе.

Превращение чиновничества как представителей профессии в класс, то есть в элемент политической структуры, протекало по накатанной колее. Чиновничество – это околовластный социальный слой и для его даже простого существования нужна опора на власть. Эту опору оно (чиновничество) нащупало там же, где и при господстве буржуазии, - в органах управления. Первый рывок к власти в советское время чиновники предприняли во времена Хрущёва. Именно они поставили его во главе государства. Но то ли Хрущёв хотел стать более независимым от тех, кто привёл его к власти, то ли были другие причины, неведомые нам, но был утверждён так называемый территориальный принцип управления. И партия свою деятельность тоже стала строить по этому же территориальному принципу. А такой расклад очень многим не понравился, ибо затруднял чиновничеству налаживание внутриклассовых связей.*

Хрущёв был изгнан за волюнтаризм. Главой партии и государства стал Л.И. Брежнев. Историки по-разному будут оценивать время правления Брежнева, но мы воспринимаем этот период как время завершения формирования и прихода к власти нового класса, выросшего из чиновничества, - класса номенклатуры.

Мы не сделали здесь никакого открытия. Существование в СССР класса номенклатуры было уже темой болтовни «вражеских голосов» в семидесятые годы прошлого века, может быть, благодаря книге М. Восленского «Номенклатура». В 1988 году, в первом номере журнала «Урал», вышла статья С. Андреева «Причины и следствия», где

говорилось, что численность класса номенклатуры в то время составляла 18 млн. человек, то есть в полтора раза больше, чем крестьянства (крестьян было 12 млн.). Уже тогда говорилось и доказывалось, что номенклатура представляет серьёзную угрозу государству и социализму. Однако противопоставить этой угрозе было нечего, а защитники «развитого социализма» объясняли «ошибочность» взглядов упомянутых авторов тем, что, оказывается, можно иметь все признаки класса, но классом не являться! Поэтому мы посчитали для себя важным делом дать определение класса, свободное от имевшихся недостатков.

Номенклатура не является самодостаточным классом и не может существовать без опоры на социальный слой, который, проникшись идеологией нового класса, оказывал бы ему политическую поддержку. Имея власть, номенклатура создала этот слой в рекордно короткий срок в виде «стратегических» собственников, нынешних олигархов. К буржуазии они не имеют никакого отношения, ибо им отведена роль придатка властвующему классу, как и чиновничеству, являвшемуся когда-то придатком буржуазии. Однако это – тоже не лишённый своеобразия тандем, где каждая из сторон зависима друг от друга. Это – очень прочное и непростое единство, которое не обезвредить даже самым честным голосованием. Здесь нужна адская работа по мобилизации масс, по их обучению, просвещению и т.д. Но КПРФ к такой «чёрной» работе не готова. И если разразится очередной кризис, то обезумевший от отчаяния народ выступит в одиночку, безоружный как идейно, так и материально. Так уже было, когда старухи и старики Екатеринбурга на три часа перекрыли трамвайное движение, протестуя против монетизации льгот. В какую щель забилась тогда КПРФ вместе с её «здоровыми силами» - никому не известно.

Но давайте представим, что КПРФ пришла к власти. Собственность национализирована, нехорошие люди привлечены к ответу. Но куда денется класс, который вы не хотите замечать? Может быть, его в очередной раз перекрасить из власовских цветов в красный? А не будет ли это тем самым «вечным возвращением», о котором говорил Ницше? Странно всё как-то.

Итак, мы выяснили, кто противостоит народу и зюгановским «здоровым силам». Ещё один вопрос, который имеет решающее значение, это вопрос об обобществлении средств производства.

В программе (третий этап из трёх этапов развития страны) говорится следующее: «По мере возрастания уровня реального обобществления труда и производства постепенно утвердится их решающая роль в экономике». Здесь речь идёт об утверждении социалистических общественных отношений.

Между прочим, основное противоречие капитализма состоит между общественным характером труда (и производства!) и частным характером присвоения. Что же вы, господа «коммунисты», собрались обобществлять?

Обобществление на деле – это чрезвычайно сложный и до конца непознанный процесс. Поэтому это вопрос скорее философский, а не предмет ближайшего осуществления. А философия – наука точная и требует тщательной выверенности понятий. Стало быть, надо определиться, что мы будем обобществлять. Обобществлять мы будем не труд, не производство, а средства производства. Поскольку именно они, перейдя в частные руки, сделали жизнь русского человека малопривлекательной. Обобществление на деле не должно останавливаться на юридическом оформлении, как это было в советское время, а должно быть непосредственным и происходить в рамках непосредственно общественных отношений. Здесь надо пояснить.

Собственность, мы помним, - это не вещь, а способ присвоения вещи. Словосочетание “частная собственность” указывает на результат присвоения. Обобществление (или обобществлённая собственность) это тоже способ присвоения, но с другим результатом.

Национализация - это огосударствление, но не обобществление, даже если мы будем считать государство общенародным, даже если власть будет передана Советам, даже если мы будем каждый день с утра до вечера петь, что «Ленин – всегда живой» и «Партия – наш рулевой». Сути огосударствлённой собственности это не изменит. Обобществление, как способ присвоения, должно включать в себя не только собственно категорию «присвоение», но и родственные категории: «освоение» и «усвоение». Допустим, вы купили микроволновую печь. У вас есть чек, удостоверяющий покупку, и юридически она – ваша. Но обращаться вы с ней не умеете. То есть на деле она - не ваша. И только когда вы усвоите необходимую сумму знаний, освоите работу на этом агрегате, то есть приобщитесь к опыту создателей этой печи и новой технологии, тогда вы на деле присвоите покупку. Это – индивидуальный уровень, и обобществление выглядит здесь как приобщение к опыту. Ведь, если говорить строго, в каждом самом совершенном изделии присутствует, очень своеобразно, опыт всех поколений людей. Вот вы к нему и приобщились.