Газета Завтра 321 (4 2000)
Шрифт:
Владимир БОНДАРЕНКО. Но русский человек — всегда вселенский человек. Русская идея — всегда и мировая идея. Русский замысел — это всегда замысел о вселенском счастье и вселенской справедливости. На меньшее русский никогда не согласится. Страдать — так за весь мир. Воевать — так за мировую мечту. Русский вряд ли согласится жить в русском гетто — даже если оно будет размером с континент. Мы — другой народ. Русскому человеку всегда будет интересно, как живет все человечество, он вечно будет тянуться вовне. Спасать Анджелу Дэвис от тюрьмы или балканских славян от турецкого владычества. Как соединить имперскость русского человека и региональный русский патриотизм?
Владимир ЛИЧУТИН. В России еще никогда не было господства русского национального сознания.
Тимур ЗУЛЬФИКАРОВ. У меня есть такая притча, называется "Вселенский туристический автобус". Ходжа Насреддин остановился у Великого шелкового пути, который уже погиб от того, что Аллаху надоели эти торгаши, и он засыпал этот путь песком. Когда только бизнес господствует в душах людей, только жажда финансовой удачи определяет жизнь человека, только тема жратвы увлекает его, это вскоре надоедает Аллаху. И вот одинокий Ходжа Насреддин, остановившись у этого Великого шелкового пути, увидел шикарный, сверкающий автобус, несущийся мимо него. Он поднял руку, автобус остановился, принял его в свое чрево. Там сидели негры, французы, китайцы, русские, мои таджики — в общем, самые разные люди, самых разных национальностей. А Ходже Насреддину уже тысяча лет, он путешествовал по многим странам, среди многих народов, он прекрасно знал все языки, он заговорил с французом по-французски, с таджиком по-таджикски, с испанцем по-испански, и к своему удивлению обнаружил, что все они не знают своих родных языков, а все говорят на дурном английском. Потрясенный Ходжа обратился к водителю автобуса. Спрашивает человека с черной бородой.
— А ты кто?
Тот тоже повернулся и на английском языке называет себя и свою нацию. И тогда Ходжа понял, что это и есть всемирный туристический автобус общечеловеческих ценностей. Он говорит водителю.
— Останови, я не хочу ехать в таком автобусе. Я хотел услышать от людей их родную речь, их легенды и предания, понять их народную мудрость...
Водитель с неохотой остановился, и Ходжа выскочил на этот забытый и засыпанный Шелковый путь. Ходжа Насреддин говорит:
— Какое счастье! Пусть я буду одиноким, но не в этой страшной компании.
Он понял, что водитель — это Сатана, и автобус несется в ад.
И поэтому я с Володей Личутиным абсолютно согласен. Что такое национальное? Это оперение природы. Это ее смысл. Если ободрать всех чудных птиц — фазана, павлина, соловья, орла, то будут просто бесформенные и похожие друг на друга тушки. Все будут похожи на ободранных куриц в кулинарии.. Конечно, реакция на эту страшную механическую цивилизацию, на эту бойню души — есть бегство в национальный халат, в национальную песню, в национальную культуру. Я написал такое произведение "Горькая беседа двух мудрецов в диких травах...", и там описал эти чувства потери национального в человеке. Я соскучился по русскому костюму, по косоворотке, по сапогам, по наборному ремешку. Когда я читаю описания этих нарядов у Бунина или у Толстого, я плачу. Национальный костюм — это оперение нации. И эти выдранные перья у русских делают их похожими на павлинов в нынешнем заповеднике в Пицунде, где они бродят с выдранными хвостами. А хвосты дельцы пустили на продажу. Так и наши таджикские хвосты пустили на продажу. Эпоха исчезновения национального оперения даром для человечества не пройдет. Личутин прав. За национальной одеждой так же неизбежно исчезают национальная культура, национальная философия.
Мне сегодняшнее собрание очень нравится. Я вспомнил раннее утро, не помню, почему я оказался у резиденции Патриарха где-то в шесть утра, может, кого-то провожал. Я увидел огромную очередь людей (это в шесть утра!). Они стояли на благословение к некоему владыке — митрополиту, приехавшему издалека. Стояли бабушки, офицеры, даже какие-то женщины отнюдь не богомольного вида, как бы покаявшиеся проститутки... Стояли люди, чтобы встретиться с этим владыкой. Да, ключи от русской истории и от русского духа находятся у святых отцов. Я потрясен недавней статьей отца Дмитрия Дудко в "Завтра". Праведники чувствуют, что чаша страданий, чаша горя народа переполнена. Поток слез унес под новый год Бориса Ельцина и унесет еще многих...
Но и писатели демонстрируют дар, данный Господом. И я ждал от Володи Личутина, который из нас, очевидно, наиболее близок к народу, к народному восприятию, — что он скажет. Я преклоняюсь перед простыми деревенскими людьми. Я уверен, что описанные
Александр ПРОХАНОВ. Хочется поговорить о ситуации у нас двух культур, которые образовались после слома советского монолита. То, что мы, здесь сидящие, оказались в одном стане, — это тоже очень интересно осмыслить. Почему мы оказались вместе. И почему, например, такой национальный писатель, как Виктор Астафьев, оказался в другом стане. Почему былые друзья — Белов и Астафьев — разминулись, почему наш в прошлом хороший товарищ Володя Маканин абсолютно ангажирован новой властью, встроен в прозападную элиту? Помню, меня поразил Андрей Битов, когда в 1992 году во всеуслышание заявил: "Ну, наконец-то наступило время, когда русская культура находится в союзе с властью".
Это же было сказано накануне 1993 года и в адрес уже полностью проявившего себя ельцинского режима. Какая культура оказалась воедино с ельцинской властью? Уже рушилась страна, уже шли локальные войны в "горячих точках", назревала трагедия Дома Советов, и все, кто хоть чуть-чуть имел некую прогностическую точку в пупке или имел провидческий теменной глаз, он видел назревающую катастрофу. Конечно, это сложный, тонкий, деликатный, но одновременно и в чем-то грубый и конкретный вопрос. Там, в той культуре, где оказались Битов и Маканин, было тепло. Раздавались премии, отворялись апартаменты, делались публикации на иностранных языках, распределялись гранты. Там все эти годы царили литературные субтропики, в поле той культуры жилось сладостно, хорошо и вольно. Те, кто попадал на эти тучные поля, были щедро награждены, напоены этой либеральной золотой гнилью. Золотым тлением, которое во многом и усыпило их художнический инстинкт, их творческий дар.
При этом другая часть культуры — назовем ее условно русской патриотической культурой — оказалась отторгнутой властью от общества, от средств массовой информации, брошенной в катакомбы... Ее поместили в сырые неотопленные палаты, где была плесень и ползали мокрицы. Время от времени туда стреляли из гранатометов. И только теперь я понимаю, какое это благо, какое это счастье — оказаться в катакомбной части культуры.
Только благодаря этому страшному давлению на меня, на мой народ я имел возможность почувствовать себя по-настоящему гражданином, вне господствующей либеральной культурной энтропии.
Я ошеломлен происходящbм в России и живу постоянно в ощущении открытия, и считаю, что это, видимо, главный итог всей моей жизни. Дальше этого мировоззрения, этого мироощущения я уже не пойду, оно состоит в моей концепции русского Рая, русской Победы. Оно, это мироощущение, посетило меня в период величайшего поражения, в атмосфере русского ада. Связано оно с тем, что устройство отдельно взятой русской души в целом складывалось таким образом, таким образом было задумано творцом, таким образом реализовало себя в истории с незапамятных времен (со времен каких-нибудь обров, которые возникли на секунду в мировой истории, а потом исчезли, канули в лету), что душа русская пронизана мечтой о Рае. Стремление к величайшему вселенскому благу, к великой красоте, вселенской любви, к гармонии неизбывны в русской душе. В высшие моменты эта русская гармония обнимала всю Вселенную, она обнимала все изначальное мироздание. В разные века идею Рая, идею вселенской красоты наши предки облекали в различные формы. В ХХI веке она неизбежно обретет новую форму. Мироощущение русского народа не изменил ни Никон, ни Петра Первый, ни марксисты... Не изменить его и нынешним неолиберальным устроителям жизни.
Когда на русскую сущность кладется очередная страшная плита и русский народ под ней начинает стонать, начинает брызгать русская кровь, ломаться кости, когда Россия теряет под этим бременем половину своего населения, как при Петре, в какой-то момент происходит чудо. Каким-то мистическим образом плита начинает крошиться, коррозировать, а из-под ее обломков проступает образ русской Победы. Национальная идея русских, о которой говорил Владимир Личутин, — она не в том, что изба должна быть таких размеров, а печка такой формы. Она не в вигвамах, и все-таки не в косоворотках. Она состоит в том, что Рай — он находится здесь, на земле, в России, и мы обязаны попасть в него. Это не локальная, не региональная идея, не идея поселка или одной деревушки, и даже не идея русской равнины, и даже не идея Евразии. Это идея Вселенной. Отсюда и возникают русское мессианство и природный империализм. Политологи рассуждают: здесь геополитический расчет лидеров. Нет. Это духовный, естественный, глубинный империализм людей, которые хотят распространить свое ощущение Рая на все мироздание. Адовы силы движутся вспять, сопротивляются, ненавидят русских, убивают их вместе с их мечтой о Рае.