Газета Завтра 387 (18 2001)
Шрифт:
Да, это все мы и видели теперь в студии НТВ и на митингах: дикий галдеж, припадочную истеричность, безумную страсть господствовать, железную спайку. Только на сей раз не они, как оводы, напали на лошадь, а на самих оводов напали то ли осы, то ли мухи цеце, способные убить и лошадь, и оводов. И те бежали, теряя по дороге самых проворных и злых особей во главе с Татьяной Митковой.
Куприн продолжал: "Можно печатно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуй-ка еврея! Ого-го! Какой визг поднимется среди этих фармацевтов, зубных врачей, докторов и особенно громко среди русских писателей..." Под русскими писателями, как следует из контекста, Куприн понимал таких, как Радзинский, Радзиховский, Радзишевский. Сейчас свой перечень Александр Иванович начал бы, конечно, не с фармацевтов, а скорей всего, вот
На страстной же неделе некий литературный недоносок по имени Пьецух заявил по телевидению: "Русские — аморальная нация!" Если бы писака сказал то же самое о евреях, то это была бы его последняя речь не только по телевидению. А тут и никто из русских участников передачи не подошел и не врезал мерзавцу по вывеске. Наши писатели-патриоты порой бьют по физиономии своих противников, но всегда, увы, — лишь за личные оскорбления в свой адрес. Так в свое время поступил однажды Владимир Солоухин, Станислав Куняев и даже, говорят, Петр Палиевский. Но никто не поступил так же с негодяями, оскорбляющими Родину.
"Я помню, что ты возмущался,— продолжал Куприн,— когда я, дразнясь, звал евреев жидами. Я знаю также, что ты самый корректный, нежный, правдивый и щедрый человек во всем мире — ты всегда далёк от мотивов боязни, или рекламы, или сделки. И уж если ты рассердился на эту банду литературной сволочи — стало быть, они охалпели от наглости. И так же, как ты и я, думают — но не смеют сказать — сотни людей. Я говорил с очень многими из тех, кто распинается за еврейские интересы, ставя их куда выше народных, мужичьих. И они говорили мне, пугливо озираясь по сторонам, шепотом: "Ей-Богу, как надоело возиться с их болячками!"
Конечно, всё это не ново. Сей трудной темы так или иначе касались многие русские писатели: от Пушкина, Тургенева, Чехова и Блока до Валентина Катаева, Ярослава Смелякова и Бориса Слуцкого. Даже Юнны Мориц, которая горько тоскует:
Как мало в России евреев осталось,
Как много жида развелось...
О нем именно и идет здесь речь.
Но вот что особенно точно совпадает в письме Куприна с тем, что мы видели по НТВ: "Целое племя из десяти тысяч человек где-то на крайнем севере перерезали себе глотки, потому что у них пали олени. Стоит ли о таком пустяке думать, когда у Хайки Мильман в Луцке выпустили пух из перины? (А ведь что-нибудь да стоит та последовательность, с которой их били и бьют во все времена, начиная со времен египетских фараонов!) Где-нибудь в плодородной Самарской губернии жрут глину или лебеду — и ведь из года в год! — но мы... испускаем вопли о том, что ограничен прием учеников зубоврачебных школ. У башкир украли миллион десятин земли, прелестный Крым обратился в один сплошной лупанал, разорили хищнически древнюю земельную культуру Кавказа и Туркестана... устроили бойню на Дальнем Востоке — и вот, ей-Богу, по поводу всего этого океана зла, несправедливости, насилия и скорби было выпущено гораздо меньше воплей, чем при "инциденте Чириков — Шолом Аш", выражаясь жидовским газетным языком. Отчего? Оттого, что и слону и клопу одинаково больна боль, но раздавленный клоп громче воняет".
Воистину, верхушка НТВ, раздавленная и изгнанная Газпромом, так воняла и вопила на всю страну, что заглушала треск автоматных очередей, сразивших в эти дни в Грозном трех русских женщин, а потом заместителя прокурора Чечни Владимира Мороза, хлопок снайперского выстрела и предсмертный крик русского солдата Михаила Шуйцына в Косово, шум пожара в Марьиной Роще, речь президента в Федеральном собрании и все остальное, что происходило в стране.
Конечно, о столетней давности письме Куприна могут сказать: "Ничего другого и ожидать нельзя от этого русского татарина, пехотного офицера. " Да, он воспитанник Александровского военного училища, но ведь незадолго до этого послания написал рассказ "Гамбринус", пронизанный глубочайшей симпатией к еврею-трудяге... Впрочем, вот размышления на эту же тему посвежее, и автор их не полурусский-полутатарин, а упомянутый Борис Абрамович Слуцкий. Он умер в 1986 году, не мог видеть того, что ныне его соплеменники вытворяют на русской земле, однако же...
Стало быть, получается вот как:
слишком
новостей,
слишком долгих рыданий
алчут перечни ваших страданий.
Надоели эмоции нации
вашей,
как и её махинации.
Средствам массовой информации —
надоели им ваши сенсации.
С великой болью и горечью Слуцкий писал об этом еще и так:
Евреи хлеба не сеют,
евреи в лавках торгуют,
евреи раньше лысеют,
евреи больше воруют.
Не торговавший ни разу,
не воровавший ни разу,
ношу в себе, словно заразу,
эту особую расу.
Можно ли забыть вопли и рыдания раздавленного клопа, его махинации и сенсации! Еще 3 апреля в передаче "Глас народа" Евгений Киселев возопил, рыдая: "С антисемитизмом вынуждены бороться только сами евреи". Иначе говоря, с одной стороны, требование Газпрома к еврею Гусинскому вернуть долг преподнес как чисто антисемитскую акцию. С другой, это был призыв к жидовствующим во Христе русским поддержать бедных евреев, встать на их защиту. И мы видели, что те встали стеной.
Бесы гласности, ведьмы свободы слова и чертенята общечеловеческих ценностей несколько дней подряд утром, днем и вечером слетались вместе, и на глазах всей страны устраивали шабаш то в эфире, то на площадях Москвы и Ленинграда. О, то было почище, чем ночь на Лысой горе или пиршество на Броккене... Как много удивительного, поучительного и такого, что будит мысль, увидели и услышали мы на этих игрищах. Прежде всего поражало разнообразие участников — от безымянной двадцатилетней студентки до 107-летнего Ясена Засурского, который был (и остаётся!) деканом факультета журналистики МГУ еще со времен моего студенчества, от упитанной дамы с нестандартной психикой Новодворской, известной в Москве любой дворняжке, до никому неведомого чернокожего студента из Камеруна. Заскорузлый Засурский мурлыкал: "НТВ — прекрасный канал!". И, видимо, уже плохо владея собой, вспомнил 70-летней давности "шесть условий Сталина". К чему? Ведь ни одно из этих условий не предусматривало существования в советской столице вражеского пропагандистского центра.
Примчался с погоста даже махинатор Горбачев: "Закрыть НТВ? Я поражен! Это вызов всему обществу! Унижение всего народа!.." Наплевать на всенародный референдум, отдать националистам Прибалтику, Украину, даже Крым, это для прохвоста было не унижением всего народа, а торжеством демократии, но раздавить вонючего американского клопа — унижение!
Примечательно, что как только бесам прищемили хвост, они тотчас вспомнили язык времен Отечественной войны и прибегли к возвышенной патриотической лексике. Корреспондент Хабаров голосом Молотова уверенно бросил в эфир: "Наше дело правое! Победа будет за нами!" Григорий Явлинский со сталинской твердостью заявил: "Мы сорвали блицкриг! Блицкриг у них не получился! Мы не позволим глумиться над нами! Мы защищаем то, что нам дорого!." И тут же пустил в оборот любимый лозунг Виктора Анпилова: "Нас много. Вместе — победим!" Шендерович уточнил: "Мы, русские патриоты..." Юрий Соломонов посредством махинации с известными словами Андрея Платонова развил мысль друга: "Без меня и без Шендеровича русский народ не полный!.." Тотчас выскочила помянутая дама с нестандартной психикой и стала читать стихи военных лет Анны Ахматовой: